"Не притворщик, а умница! - восторженно крикнул Доватор. - Ай да Сокол, ай да 
стратег! Не будете в другой раз туго подкову затягивать!.." 

- А ты небось кузнецов строго наказал? - спросил Доватор Осипова, 
останавливаясь. 

- Навел самое строгое следствие, - ответил Осипов. - Ковали мои протестуют. "Мы,
 - говорят, - зайца подкуем - и хромать не будет". 

Доватор не вытерпел и, посмеиваясь, рассказал историю с Соколом. 

- Я так и знал! Чтобы в моем полку... 

- Эх, ты! - Доватор толкнул его плечом. 

Осипов, запутавшись в широкополой бурке, повалился в борозду. Вскочил, налетел 
на Доватора, оба, хохоча, упали на усыпанную ромашками и кашкой межу. Кряхтели, 
барахтались, мяли друг друга. 

Их окликнул офицер связи. Он протянул Доватору срочный пакет. Доватор разорвал 
конверт, прочитал бумагу, свел брови, сдвинул папаху на затылок. Повернувшись к 
Осипову, сказал: 

- Опять скучать будем да сухари грызть... 

- А в чем дело? 

- Воевать не дают, а мне не терпится. - Доватор стегнул по голенищу стеком. - 
Эх, ругаться мне хочется!.. 

В записке, которую привез офицер связи, генерал сообщал, что операция пока 
откладывается. Доватору было приказано срочно прибыть в штаб армии. 

ГЛАВА 12 

В оперативном отделе штаба армии на стене висит большая карта. На ней отмечена 
флажками неровная линия фронта. 

Что должен чувствовать штабной командир, которому приказано передвигать после 
каждой оперативной сводки флажки на восток, с каждым днем укорачивать путь к 
Москве?! 

Молодой, среднего роста генерал-лейтенант, командующий войсками армии, стоял 
перед картой. Широкое доброе русское лицо его было спокойно. 

За столом сидел генерал-майор - постарше, седоватый, с усами, в очках, 
придававших ему "академический" вид. Это был тот самый генерал, который принял 
у Холостякова рапорт. Он спокойно пил чай. 

Около командарма стоял подполковник Плотвин, тщательно выбритый, подтянутый. 

- Вы утверждаете, что в этом районе большое скопление танков и пехоты 
противника? - показывая на карту, спросил Плотвина командарм. 

Тот старался скрыть свое волнение, но это ему не удавалось. Он многое передумал 
за последние дни и по-новому взглянул на события, участником которых ему 
довелось быть. Обстановка обороняющейся армии, куда он теперь попал, совершенно 
не походила на ту обстановку, из которой он недавно выбрался. Он видел здесь 
спокойное, непоколебимое упорство, бурную деятельность. На смоленских полях 
вырастали железобетонные доты, артиллерийские капониры, траншеи, 
противотанковые рвы и крестообразные ряды металлических надолб. По дорогам, 
навстречу войне, вместе с резервными дивизиями шли десятки строительных 
батальонов, сформированных наполовину из женщин-добровольцев и подростков. 
Фашистские летчики кружились над их головами, засыпали пошлыми, издевательскими 
листовками: "Русские дамочки, бросьте копать ямочки", а потом, взбешенные 
великим упорством народа, снижались и на бреющем полете расстреливали их в упор.
.. 

Ежедневно к командарму приезжали на запыленных эмках и мотоциклах генералы - 
командиры корпусов, полковники - командиры дивизий, порой командиры полков в 
звании лейтенантов, что больше всего поражало Плотвина. Они почтительно и 
мастерски козыряли, смело входили в штаб, развертывали перед генералом боевые 
карты, что-то доказывали, чего-то настойчиво просили... 

Седоусый, "академический" начальник штаба армии разводил руками, хлопал себя по 
генеральским лампасам, азартно, с профессорской хрипотцой выкрикивал: 

- А ведь вы это изумительно придумали! Вы знаете, что это значит, дорогой мой? 
Без вторых эшелонов батальоны меньше будут иметь потерь. На случай контратаки