- Коней оставь здесь, Сергей!.. Смотри, как хорошо! - Доватор жестом показывает 
на опушку леса. Спрыгнув с коня, он медленно идет по узенькой тропинке, 
теряющейся в зарослях. Он идет, раздвигая кусты, - молодой, веселый. 
Насвистывает. На его лице довольная, чуть озорная усмешка. Он весел: приказ, 
боевой приказ - прорвать фронт и углубиться в тыл врага лежит в полевой сумке. 

Доватор выходит на обрывистый край глубокого оврага. Внизу в багрянце вечерней 
зари - мелколесье, а дальше темнеют узорчатыми уступами леса, леса, леса... 
Широко, в полнеба, недвижным тихим пламенем горит заря. Елочки, седой 
камень-горюн, гроздья малины, древние могучие пни - все русское, свое, родное; 
так и кажется: вот-вот выскочит из бурелома Иван-царевич на сером волке... 

За кустами все явственнее и громче слышен гул голосов. Командный состав дивизий 
ждет полковника на опушке леса. 

Доватор останавливается на краю обрыва, смотрит вдаль - на леса, на зарю. 
Снимает кубанку. Лицо его становится спокойным, торжественным. Что он должен 
сказать командирам, собравшимся на опушке леса? Он их поведет на подвиг, может 
быть на смерть... Вот он стоит перед ними. Тишина. Слышен только его голос. 
Доватор говорит молодо, горячо, со страстной убежденностью: 

- В какие условия мы попадем, в каких условиях придется нам драться, я не знаю, 
и никто не знает, потому что такого рейда в эту войну еще не было. Решения 
будем принимать на месте, смотря по обстановке, но убежден, что на русской 
земле, в русских лесах - хозяева мы. Сейчас ясно пока одно: мы первые переходим 
в наступление, берем курс на запад. Великий в этом смысл и великая нам выпала 
честь - олицетворять сегодня собою всю нашу Родину, весь Советский Союз, его 
славу, мощь и непобедимость... За нами Москва, за нами - наша страна, ее 
история, ее будущее. Народ нам дал в руки оружие. Мы должны победить, обязаны 
победить! Немцы должны навсегда запомнить, что от нас безнаказанно не уйдут. Мы 
заставим их вспомнить восемнадцатый год! Я говорю не только о военном, но 
главным образом о политическом значении нашего рейда. Каждый наш удачный 
выстрел в немецком тылу будет надламывать волю врага, вселять ужас в его сердце.
 И когда вся Советская Армия лавиной пойдет на запад, о нас вспомнят, потому 
что мы были первыми!.. 

Разъезжались командиры. Долго не умолкали в тишине вечера кавалерийские песни. 
Ветер далеко разносил их, покачивал верхушки берез. Тихо качались ветви, роняли 
первые желтые листья. 

В густых молоденьких елях спряталась длинноствольная зенитная пушка. Задрав 
хобот, она точно прислушивалась вместе с зенитчиком к удаляющейся песне... 

Гордиенков, опираясь на костыль, идет по широкой лесной просеке. Рядом - 
военфельдшер Нина. 

Вечер. Умолкли птицы, грибы и ягоды спрятались в траве. Комары и жуки стонут, 
гудят. А пушки замолчали... Плывет в воздухе запах грибов, спелой малины, 
вянущих листьев. 

- Нина, не набрать ли нам грибов? - спрашивает Алексей. 

- Да они уже все спрятались... Хочешь малины? 

- Можно и малины. 

Остановились. Алексей, прижимая под мышкой костыль, берет из котелка горсть 
малины. Нина кидает в рот по одной ягодке. Маленькая, с тонкими бровями, она 
среди молодых елей и берез похожа на девочку-подростка. Алексей выздоравливает, 
поэтому он беззаботен и юношески счастлив. Это его первая прогулка после 
ранения. Грудь дышит свободно, все тело налито здоровьем, по его смуглому лицу 
незаметно, что он недавно потерял много крови. 

- Ты не устал? - спрашивает Нина. Губы ее выпачканы малиновым соком. Нижняя 
губа забавно, по-детски оттопырилась - в такую минуту любящей матери всегда 
хочется поцеловать ребенка. 

О нет! Алексей не устал. Он чувствует себя в эту минуту сильнее, чем 
когда-либо; что угодно может он сейчас сделать, даже вырвать с корнем вот эту 
стройную березку... 

- Нина, знаешь что? 

- Что? 

Они смотрят друг на друга, и почему-то им становится неловко. 

- На Кубани сейчас арбузов... тьма! - быстро говорит Алексей и бросает в кусты 
горсть малины.