- Добре, - соглашается Карпенков. - А чего же ты, милый, заправлен, як цыган в 
Кущах на ярманцы? Бачьте, на кого вин похож. Пояс на пупу, штаны грязные и 
съихалы... 

Шаповаленко виновато оглядывает себя и торопливо одергивает гимнастерку. Вид у 
него действительно неказистый. Стряслась с ним накануне беда. Послал его 
старшина в деревню - взять проводника и осмотреть дорогу, по которой можно было 
бы вывозить принятое у колхоза сено. В проводники ему дали престарелого 
деда-пасечника Сергея Ивановича. На обратном пути он затащил Филиппа 
Афанасьевича к себе на пасеку и угостил такой брагой, что через час оба они 
воспылали воинственным духом. Сидя за столом и размахивая руками, приятели 
старались перекричать друг друга. 

- Немец - сукин сын! Куда ж вы его пущаете, а? - упрекал Сергей Иванович. 

- Як пущаем, як? Это ж, говорят, стратегия! - оборонялся Филипп Афанасьевич. - 
Мы що, не поколотим его? Нет, скажешь? - кричал он, стуча по столу кулаком. - 
Порубаем головы вместе с чупрыной!.. 

На прощанье дед заставил Филиппа Афанасьевича выпить еще, насовал ему в 
переметные сумы огурцов, луку, картошки, даже положил здоровенный красный бурак 
и дал в руки полный горлач меду, который Филипп Афанасьевич по дороге разбил о 
переднюю луку, выпачкался сам и обмазал медом дончака. 

Вернулся он поздно, в сумерках ничего не разглядел, а утром привести себя в 
порядок не успел, даже не смог как следует привьючить попону и шинель. 

- Разве так вьючат? Концы тренчиков торчат, как шавкины уши! распекал его 
Карпенков, тыча плеткой в переметки. - А сюда кавунов напихал, чи що? А ну, 
кажи! 

Шаповаленко молча расстегнул переметные сумы. Вместо патронов там лежали 
подаренные Сергеем Ивановичем овощи. 

- Ба-а!.. Так и знал, що тилько кавунов нема! - воскликнул Карпенков. 

У Филиппа Афанасьевича от стыда щеки становятся красными, как бурак, 
выкатившийся из переметной сумы. 

- Ты какой станицы? 

- Славянский, - поеживаясь, отвечает Филипп Афанасьевич. Что-то зловещее 
слышится ему в этом вопросе. 

- Брешешь! Там таких сроду не было! 

- Да точно, товарищ подполковник... 

- Не было, говорю, таких, - повторяет Карпенков. - Я же знаю славянских! Там 
казаки - будь здоров! Вот что! - Карпенков сверлит Шаповаленко глазами. - Если 
еще раз увижу тебя в таком виде - не пеняй. Сфотографирую - и карточку в колхоз 
пошлю. Пусть любуются на бравого казака! 

- Да що вы! Да зроду!.. - в ужасе бормочет Шаповаленко. 

- Уж я тебя на всю станицу прославлю! Кто командир отделения? 

- Я, товарищ подполковник, - отвечает Захар Торба. 

- Почему такой беспорядок? - Карпенков тронул носком сапога бурак. Помогите, 
товарищ младший сержант, вашему подчиненному упаковать этот магазин! Ну и дал 
мне бог земляков! - сокрушенно вздыхает подполковник. 

По рядам разведчиков пробежал сдержанный смешок. Легче было бы Захару получить 
пять внеочередных нарядов, чем слышать эти слова и смех товарищей!.. 

- Шевелись ты, черт старый! - шипит Торба на Филиппа Афанасьевича, как только 
подполковник отходит. - Тоби следовало бы не добровольцем на фронт, а в колхозе 
баштан караулить! 

- Скажу тебе, Осипов, прямо, - провожая последний эскадрон, говорил Доватор, - 
боевая готовность в полку чувствуется, но ты не понял нашей задачи. Мало того, 
ты не выполнил приказа командира дивизии. Выехал, как на торжественный парад, с 
кавалерийским форсом, а главное-то забыл: мы готовимся к рейду по тылам 
противника. Зачем ты выкатил тачанки? Я их видел у тебя в полку. А как пулеметы 
повезешь - сам не знаешь. У казаков в переметных сумах разное барахло: тряпки, 
бульба, огурцы. Котелки, стремена, шашки, кольца от недоуздков звенят, как 
шумовой оркестр. Овес получили, а кабурчаты наполовину пустые. Вьюки плохие. 
Или не знаешь, как вьючить? Я научу. Надо разъяснить людям, что мы не сегодня,