Так продолжалось почти год. Анютка появлялась в станице не чаще раза в месяц, 
на один-два дня. Она жила и работала в Краснодаре. 

Однажды в город вместе с Анюткой поехала Фекла и пробыла там целую неделю. 

- Ну как, видела? - спросил Феклу муж. 

- Побачила, - поджав губы, отвечала Фекла. 

- Комплекция-то у него чья? - Дмитрий Николаевич Борщев, работавший счетоводом 
в колхозе, любил мудреные словечки. 

- Третий месяц пошел, не поймешь, в кого уродился. Чернявый да большеглазый. 
Справный хлопец... 

- Значит, внук. Хм, да, поихать надо! Як зовут-то? - покрякивая, выспрашивал 
Дмитрий Николаевич. 

- Ванькой. 

- Ванька? Хай будет Ванькой. Но як же по батькови?.. 

- Це я не можу знать, поидишь - попытай, может, скажет... 

А Захар и не подозревал даже, что у него в Краснодаре растет Ванька. 

Захар приехал домой незадолго до начала войны. В первый же день встретился с 
Анюткой. Она шла со станции. Узнав его, опустила голову, стараясь скрыть 
волнение. Захар пошел ей навстречу, но она свернула в чужой двор. 

- Нюра! - окликнул Захар. 

Но Анюта не оглянулась даже. 

Накануне отъезда Захара на фронт она написала коротенькую записку и послала ему.
 Но Захара не оказалось дома: он уже находился в полку и только утром заехал 
проститься с родными. 

Анюта прождала его весь вечер и утро, измученная тревожным раздумьем и 
безотчетной тоской. Не вытерпев, вышла на окраину станицы. Здесь состоялась их 
последняя встреча... 

Так вот и выложил Захар перед полковником всю свою историю, - может быть, и не 
так, как она описана здесь, однако рассказал все подробно, даже не забыл про 
топор и про быка, только умолчал о скатерти. Неудобно было признаваться 
казачине, что дивчина отхлестала его тряпкой. Не сказал и о сыне, о 
существовании которого Захару не было известно. 

Лев Михайлович слушал внимательно, иногда задавал вопросы, иногда молча 
хмурился. Когда Торба кончил свою исповедь, полковник закурил и спросил: 

- А сам ты чувствуешь, что виноват во всем? 

- Сначала одна была думка, потом другая, а зараз третья. Як побыл на войне, 
самый малый пустяк кажется наикращим! 

- Анюта не пустяк, а человек!.. А письмо такое ты зря написал, надо как-то 
по-другому... - Подумал, потом решительно добавил: - Нет, пожалуй, пошли так, 
как есть! Сучкастое твое письмо, но зато откровенное. Так лучше будет. Только 
вот "Анна Митриевна" - это нехорошо... Напиши просто: "Здравствуй, Анюта!" 
Колхозникам напиши - им дорога каждая весточка с фронта. Народ нас воевать 
послал, законно интересуется. Ну, добре, мы еще потолкуем... 

Во дворе кто-то громко крикнул на коня: "Стоять, ишь ты!" В сенцах послышались 
шаги, открылась дверь. Вошел чернобровый казачок в щегольской кавалерийской 
венгерке, со свертками под мышкой. 

- Покушать, товарищ полковник, - проговорил он, шурша газетой. 

Доватор скользнул взглядом по сверткам и, посмотрев на часы, с досадой 
поморщился. 

- Вы, товарищ полковник, со вчерашнего дня ничего не кушали, обиженно 
проговорил коновод. Он хотел еще что-то сказать, до Доватор нетерпеливо 
остановил его: 

- Ничего! Надо тренировать вот эту кухню, понял? Война-то только начинается! - 
Он шутливо похлопал коновода по животу. - А ты коней накормил? Нет? Значит, и 
самим есть пока не положено. Да, кстати, кажется мне, что Сокол жалуется на 
левую переднюю ногу, надо посмотреть.