- Какое же ты учинил лиходейство? Расскажи, а то непонятно... 

Доватор сел на диван, снял фуражку и приготовился слушать. 

ГЛАВА 3 

История Захара Торбы была такова. 

Женили его двадцати лет, перед самым уходом в Красную Армию. Настояла на этом 
мать. По ее старозаветному расчету следовало после ухода сына иметь в хозяйстве 
лишние рабочие руки. 

После двух лет службы потянуло Захара домой, да так, как может потянуть только 
молодая жена. Ехал служивый домой, обновленный в армии духовно и физически. 
Ждал встречи с женой, родными и друзьями. Не терпелось рассказать, как ловили 
диверсантов, контрабандистов, показать, как он может делать "солнце" на турнике,
 рубить лозу руками, поднять на загорбке коня... 

Стосковался Захар по голубоглазой хохотушке Фросе. Сколько передумал он о ней, 
стоя в секрете на берегу Амура, сколько за два года писем послал, и в каждом из 
них было новое нежнейшее прозвище: "Диана", "Волшебница", "Ласточка". 

Теперь ему стыдно вспомнить об этих письмах. А писал он так: 

"Ласточка моя! Думка все о тебе, и режет она мне сердце, как кавалерийская 
сабля. И колет, как острая пика, но я вкладываю себе в рот трензеля и крепче 
натягиваю повод. Зараз учусь бить всех международных врагов, на случай, ежели 
сунутся. Закончу службу, отпущу повода и во весь намет полечу до тебя, мое 
коханье, до тебя..." 

Но Фросю не очаровывали эти кавалерийские сравнения. Приказчик потребительского 
кооператива оказался более практичным парнем. Фрося не дождалась казака... 

Услужливая людская молва донесла до ушей Захара нехорошие слухи. 

По старому казацкому закону следовало отрубить Фроське голову. Но жизнь выжгла 
их, эти законы, как выжигают в поле дикий прошлогодний чертополох. 

- Знаешь, жинка дорогая, зараз надо тебе к приказчику переехать... И будет 
краще! - сказал Захар Фросе. - А то во мне хоть глубоко, но черт сидит, мабудь 
и не великий, самый малый, но в недобрый час выскочить может... 

Фрося переехала к приказчику. Захару казалось - захватила она с собой что-то 
самое ценное, что он бережно хранил в глубине своего сердца. Остался казак один,
 с поцарапанным нутром, и никак не мог понять: чем он хуже долговязого 
приказчика, которого можно вожжой пополам перешибить? 

Весной, с началом полевых работ, Захар был назначен бригадиром, рьяно взялся за 
колхозные дела и уже меньше ощущал в себе томительную пустоту. Однако при 
всяком намеке на женитьбу он протестующе настораживался, как конь, которому 
хотят всунуть в рот железные трензеля. Так продолжалось не один год... 

Однажды на сенокосе, во время шабаша, Захар отдыхал под копной. Неожиданно 
подошла и села рядом с ним Анютка Борщева. 

- С бригадиром хоть маленько рядышком посидеть! Все, глядишь, лишний трудденек 
запишет. Правда, Захарушка? - Она плутовски посмотрела на него и громко 
рассмеялась. 

Торба давно приметил, что Анютка часто косит на него глаза, улыбается ему. Он 
знал, что эта кубанская красавица отказала десятку лучших женихов, выбирая 
какого-то "особенного". Любила она по-вольному балагурить с мужчинами, 
раззадоривала их смелой шуткой, но вела себя гордо и недоступно, а на молодых 
парней не обращала внимания. 

- Блажишь ты, Анютка, замуж тебе пора. 

- А отчего, Захар Тимофеевич, тебе жена изменила? - не скрывая насмешки, 
спросила Анютка. 

Захар побагровел. Наклонившись, он дыхнул в ухо девушки такое словцо, от 
которого Анютка зарделась, словно она не под копной сидела, а у печки блины 
пекла. Не желая считать себя побежденной, она полезла напролом. 

- Говорят, будто Фроська с приказчиком Яшкой твои письма вместе читали, а потом 
Яшка ей диктовал, а она тебе ответ писала. Верно или нет? 

Скошенный луг огласился взрывом хохота.