Большой земле. В жизни, Андрюша, все надо делать наверняка! Шагом марш! 

Карпенков понял. Он вскинул на Доватора повеселевшие глаза. 

- А ведь верно: ни одному черту не придет в голову искать нас на этом пути. 

Лев Михайлович только крякнул, надвинул на лоб кубанку, разобрал поводья и без 
суеты и лишних слов поехал вперед. 

Если бы вчера сказали Карпенкову, что завтра ему снова придется плыть по тому 
же самому вонючему, страшному болоту, то он не поверил бы, а сегодня он смотрел 
на это, как на рядовой факт в истории всего беспримерного похода. 

ГЛАВА 22 

На совещании в штабе генерала Штрумфа за столом сидели офицеры всех рангов. 

Жирный подбородок генерала Кляйнмана упирался в воротник френча, а его зоркие 
глазки колюче блестели под пенсне, задерживались на полковнике Густаве Штрумфе 
и нагловато улыбались: его радовала смертельная бледность полковника. 

Густав сидел, выпрямив спину, и, держа руки под столом, машинально рвал кожаные 
перчатки. Ему казалось, что он присутствует не на совещании под 
председательством родного отца, а на тайном судилище инквизиторов. Все были 
корректны, вежливы, но сухи и холодны. Генерал не обвинял, но и не оправдывал 
сына. Он обстоятельно анализировал обстановку. Все присутствующие понимали, что 
несколько дивизий, предназначенных для наступательных операций, вынуждены были 
совершать нелепые марши и гоняться за Доватором по лесам Смоленщины. Они несли 
потери, тратили боеприпасы, жгли горючее, окружали и блокировали лес, вели 
окопные работы - и все напрасно. Бомбардировщики целую ночь сбрасывали фугасы 
на костры, около которых никого не было, пехота "атаковала" лес - и к утру 
нашла в болоте несколько дохлых лошадей... А ведь казалось, все было рассчитано 
до мелочей: в какие часы и даже минуты должно было покончить с конницей, - и 
все пошло прахом! Доватор наутро очутился на сорок пять километров юго-западнее 
места окружения, истребил батальон Круфта, соединился с авиадесантом, получил 
боеприпасы и ушел в неизвестном направлении. Теперь надо было вновь 
перегруппировывать потрепанные дивизии, заводить всю машину сначала. 

Генерал Штрумф постарался обрисовать положение таким образом, что никто не мог 
сказать, будто в неудачах виноват его сын. Все провалы были отнесены за счет 
русского леса и маневренности казачьего соединения. Густав понимал, что отец 
выгораживал сам себя. 

На совещании было решено резервами армейской группы "Гамбург" блокировать все 
выходы из демидовских лесов. Танковая и пехотная дивизии под командованием 
генерала Эллерта должны уничтожить конницу в момент ее окружения где бы то ни 
было. А в том, что она будет окружена, никто не сомневался. Для проведения этой 
операции было выделено три армейских корпуса. Им же было вменено в обязанность 
очистить от партизан леса Смоленщины. 

В Боярщину, где стояли тылы дивизии, которой полковник Штрумф командовал до 
появления Доватора, и где находилась его личная штаб-квартира, он приехал под 
вечер. 

Вылезая из машины, полковник приказал адъютанту сообщить жене о его приезде, 
сам же направился в штаб, куда велел привести пленного казака. 

Когда солдат ввел связанного Торбу в комнату, полковник, заложив руки за спину, 
ходил из угла в угол. Голова Захара была обмотана нательной рубашкой. Она 
пропиталась кровью, присохла к волосам и щеке. Захар был ранен в голову, 
контужен тяжелой миной и ушиблен бревнами. Немцы вытащили его из-под обломков 
сарая в бессознательном состоянии и сейчас же отправили в штаб полковника 
Штрумфа. Живой казак был ценной добычей. Очнулся Захар в каком-то сарае, после 
того как ему вылили на голову несколько ведер воды. Немцы хлопотливо куда-то 
бегали, кричали друг на друга и явно торопились привести его в чувство, но о 
том, чтобы перевязать раненого, никто и не подумал. Это сделал Захар сам. 
Никогда не предполагал он очутиться в таком страшном положении. Все что угодно: 
ранение, смерть, но не живым в руки гитлеровцев! Как это получилось, он и сам 
не помнил. Первое, что пришло ему в голову, - вырвать у конвойного солдата 
винтовку, и тогда... "Убьют, - мелькало в голове. - Пусть убьют! Ведь живым все 
равно не выпустят..." 

Теперь же, стоя перед полковником, Торба привел свои мысли в полный порядок. 
Захар видел, что его охранял один немецкий солдат, который дожидался в передней 
комнате. Захар был с полковником с глазу на глаз. Убить полковника Торбе 
казалось пустяком, а солдата тем более - солдат был низкорослый, плюгавый, в 
широких брюках с потертыми коленками. Стоило выбежать из сеней, а там - огороды.
.. Дальше - речка, кустарник и родной лес. Только бы развязали руки!.. 

Штрумф снял безрукавный, сизого цвета макинтош и вместе с фуражкой повесил на