гвоздь. Присев за стол, он не спеша закурил сигару и, пуская колечки дыма, 
спросил: 

- Ваше звание, господин потомок кубанских атаманов? 

- Прикажите развязать мне руки, я ранен... Иначе говорить не буду. 

- Хор-ро-шо! - Полковник встал, подошел к двери, что-то крикнул по-немецки. 

Вошел плечистый, в кителе, худой, длиннолицый офицер, такой же прилизанный и 
надушенный, как и полковник. На рукаве у него была нашивка с изображением 
мертвой головы. Откуда он взялся, Захар не знал. Когда он развязывал на руках 
Торбы кавказский наборный ремешок, у Захара стучало сердце: план рушился... 
Офицер ушел. 

- Я вас слушаю, - сухо произнес полковник. 

На остром лице полковника промелькнуло что-то гадкое, похожее на ехидную улыбку.
 Он расстегнул ворот кителя и обнажил тонкую белую шею. 

Захар не спускал с него глаз. Подскочить бы, схватить эту шею грабастыми 
пальцами, давануть... Но полковник в это время достал из кобуры парабеллум и 
положил его на край стола. 

- У вас дурной характер. Вы женаты? - склонив набок голову, спросил полковник. 

- Я вам ничего не скажу, - хрипло проговорил Торба. 

- Хорошо! - Полковник снова что-то крикнул в дверь. 

Послышалась возня, потом шумно распахнулась дверь. Захар, прикусив побледневшие 
губы, вздрогнул. Длиннолицый офицер и солдат втолкнули в комнату Оксану 
Гончарову. Она была в изодранной в клочья сорочке, с распущенными волосами. На 
голых плечах и груди лиловели кровоподтеки. Лицо опухло до неузнаваемости, под 
черными дугами бровей ярко вспыхивали большие глаза. 

- Кто это? - полковник кивком головы указал Оксане на Торбу. Та, стыдливо 
дернув сорочку, отвернулась в сторону. 

- И вы ее не знаете, кубанец? - спросил полковник. 

- Я знаю, что ты... - Захар рванулся было вперед. 

- Ну! - звонко крикнул полковник. Закинув руки за спину, порывистым кошачьим 
движением подскочил к Торбе, вытянул шею, приблизил бескровное лицо, вкрадчиво 
шептал: - Коммунист? О-о! Коммунист! Я тебя буду... Полковник не договорил. 
Захар обеими руками схватил его за горло. Горло хрустнуло, точно яичная 
скорлупа. Полковник конвульсивно мотнул головой вверх, всхлипнул и вяло 
опустился Захару под ноги. 

Торба, отшвырнув обмякшее тело полковника, подскочил к столу. Левой рукой 
схватил стопку своих документов и сунул в карман, а правой сжал рукоятку 
парабеллума. Потом торопливо снял со стены полковничью фуражку, примерил, но 
она не налезала на голову - мешала повязка. Торба сорвал повязку и швырнул в 
угол. Надев фуражку, накинул на плечи плащ. Он не замечал, как щеки заливает 
кровь, не чувствовал, как дрожит рука Оксаны, которую он крепко сжал. Быстро 
распахнул дверь и шагнул в переднюю комнату. 

Адъютант полковника сидел к нему спиной за столом и что-то писал. Когда дверь 
открылась, он повернул голову. Захар выстрелил ему прямо в лицо. Солдат был 
убит вторым выстрелом. В сенях Захара и Оксану никто не задержал, но, когда они 
выбежали во двор, их оглушил грохот пулеметной и винтовочной стрельбы. Крыши 
домов были освещены полыхающим заревом пожара. Со всех концов села доносились 
заглушаемые выстрелами крики немцев. Не обращая внимания на свист пуль и не 
пригибаясь, Захар побежал через картофельное поле к речке. Следом за ним бежала 
Оксана. Сухая, твердая ботва царапала до крови ноги, но Оксана не чувствовала 
боли. Она видела перед собой речушку, кустарник. Вот и сарай, где недавно сидел 
Торба, как пойманный в клетку зверь. Вдруг со стены сарая навстречу бегущим 
метнулись какие-то тени, набросились на Торбу и повалили его на землю. 

- Стой, фашистская душа! - Кто-то тяжело дышал. 

- Удирать, стерва? Только пикни! - Люди навалились на голову... Но Захар и не 
думал сопротивляться, он выпустил револьвер и растянулся на картофельной ботве. 


- Да свои же мы! - крикнула Оксана. 

- Постой, а ты откуда, девка? - спросил паренек с автоматом.