Как помочь защитникам города? Как отвлечь на себя хотя бы часть сил врага, 
который прекратил атаковать наш дом? 

И мы решаем вывесить над нашим домом красный флаг - пусть фашисты не думают, 
что мы прекратили борьбу! Но у нас не было красного материала. Как быть? Поняв 
наш замысел, один из тяжело раненных товарищей снял с себя окровавленное белье 
и, обтерев им кровоточащие раны, передал мне. 

Фашисты закричали в рупоры: 

- Рус! Сдавайся, все равно помрешь! 

В этот момент над нашим домом взвился красный флаг! 

- Брешешь, паршивец! Нам еще долго жить положено, - добавил к этому мой связной 
рядовой Кожушко. 

Следующую атаку мы вновь отбивали камнями, изредка стреляли и бросали последние 
гранаты. Вдруг за глухой стеной, с тыла - скрежет танковых гусениц. 
Противотанковых гранат у нас уже не было. Осталось только одно противотанковое 
ружье с тремя патронами. Я вручил это ружье бронебойщику Бердышеву и послал его 
черным ходом за угол, чтобы встретить танк выстрелом в упор. Но не успел этот 
бронебойщик занять позицию, как был схвачен фашистскими автоматчиками. Что 
рассказал Бердышев фашистам, не знаю, только могу предполагать, что он ввел их 
в заблуждение, ибо через час они начали атаку как раз с того участка, куда был 
направлен мой пулемет с лентой неприкосновенного запаса. 

На этот раз фашисты, считая, что у нас кончились боеприпасы, так обнаглели, что 
стали выходить из-за укрытий в полный рост, громко галдя. Они шли вдоль улицы 
колонной. 

Тогда я заложил последнюю ленту в станковый пулемет у полуподвального окна и 
всадил все двести пятьдесят патронов в орущую грязно-серую фашистскую толпу. Я 
был ранен в руку, но пулемет не бросил. Груды трупов устлали землю. Оставшиеся 
в живых гитлеровцы в панике бросились к своим укрытиям. А через час они вывели 
нашего бронебойщика на груду развалин и расстреляли на наших глазах за то, что 
он показал им дорогу под огонь моего пулемета. 

Больше атак не было. На дом обрушился ливень снарядов и мин. Фашисты 
неистовствовали, они били из всех видов оружия. Нельзя было поднять голову. . И 
снова послышался зловещий шум танковых моторов. Вскоре из-за угла соседнего 
квартала стали выползать приземистые немецкие танки. Было ясно, что участь наша 
решена. Гвардейцы стали прощаться друг с другом. Мой связной финским ножом на 
кирпичной стене написал: "Здесь сражались за Родину и погибли гвардейцы 
Родимцева". В левом углу подвала в вырытую яму были сложены документы батальона 
и полевая сумка с партийными и комсомольскими билетами защитников дома. Первый 
орудийный залп всколыхнул тишину. Раздались сильные удары, дом зашатался и 
рухнул. Через сколько времени я очнулся - не помню. Была тьма. Едкая кирпичная 
пыль висела в воздухе. Рядом слышались приглушенные стоны. Меня тормошил 
подползший связной Кожушко: 

- Вы живы... 

На полу полуподвала лежало еще несколько полуоглушенных красноармейцев. Мы были 
заживо похоронены под развалинами трехэтажного здания. Нечем было дышать. Не о 
пище и воде думали мы - воздух стал самым главным для жизни. Оказывается, что в 
кромешной тьме можно видеть лицо друга, чувствовать близость товарища. 

С большим трудом мы стали выбираться из могилы. Работали молча, тела обливал 
холодный липкий пот, ныли плохо перевязанные раны, на зубах хрустела кирпичная 
пыль, дышать становилось все труднее, но стонов и жалоб не было. 

Через несколько часов в разобранной выемке блеснули звезды, пахнуло 
сентябрьской свежестью. 

В изнеможении гвардейцы припали к пролому, жадно глотая свежий осенний воздух. 
Вскоре отверстие было таким, что в него мог пролезть человек. Рядовой Кожушко, 
имевший сравнительно легкое ранение, отправился в разведку. Спустя час он 
возвратился и доложил: 

- Товарищ старший лейтенант, немцы вокруг нас, вдоль Волги они минируют берег, 
рядом ходят гитлеровские патрули... 

Мы принимаем решение - пробиться к своим. 

Первая наша попытка пройти фашистскими тылами не удалась - мы натолкнулись на 
крупный отряд немецких автоматчиков, и с трудом нам удалось уйти от них, 
возвратиться в свой подвал и ожидать, когда тучи закроют луну. Наконец-то небо 
потемнело. Выползаем из своего убежища, осторожно продвигаемся к Волге. Мы идем,
 поддерживая друг друга, стиснув зубы, чтобы не стонать от резкой боли в ранах.