Этот замысел удалось осуществить в ходе напряженных боев. Попытки врага 
расчленить и разгромить наши соединения, форсировать Оскол и захватить 
плацдармы были сорваны. 

Будучи вынужденным прекратить наступление в полосе действий Юго-Западного 
фронта, немецко-фашистское командование приступило к переброске танковых и 
моторизованных дивизий 1-й танковой армии генерала Клейста в Донбасс для 
подготовки наступления против войск Южного фронта. 

На этом, по существу, закончился первый этап весенне-летней кампании противника 
на Юго-Западном направлении, который, надо сказать, длился с середины мая до 
конца июня, то есть на протяжении более полутора месяцев. 

Анализируя результаты этого этапа наступательных действий немецко-фашистских 
войск, нельзя не отметить, что, хотя гитлеровскому командованию и удалось 
ликвидировать барвенковский выступ и нанести нам существенный урон, однако для 
преодоления сопротивления войск Юго-Западного фронта, оборонявших рубеж Дона на 
фронте Волчанок, Балаклея, с целью выхода на реку Оскол врагу потребовался 
почти целый месяц. За это время ему удалось оттеснить наши войска всего только 
на 50 километров. 

Естественно, возникает вопрос: чем объяснить такой чрезмерно вялый темп 
наступления гитлеровской армии на важном, с точки зрения ее военно-политических 
устремлений, направлении, выводившем главные силы вермахта к нижнему течению 
Волги и на Кавказ? Здесь помимо многих других соображений огромное значение 
имел для Гитлера и его окружения фактор времени. Ведь фашистское командование 
ставило себе целью до конца 1942 года нанести Красной Армии поражение такого 
масштаба, чтобы вынудить Советский Союз к капитуляции. Столь значительная 
потеря времени в темпах наступления никак не отвечала осуществлению этих 
политических и стратегических намерений противника. 

Дело в том, что в ходе Харьковской операции гитлеровские войска понесли 
значительные потери в живой силе, вооружении и боевой технике, особенно в 
танках. Именно это обстоятельство, по моему мнению, вынудило противника 
потратить немало времени на подтягивание новых резервов из глубины, восполнение 
потерь в войсках и приведение их в порядок. 

26 июня состоялось решение Ставки Верховного Главнокомандования об освобождении 
меня от должности начальника штаба Юго-Западного фронта. 

Когда я ознакомился с этим решением, меня, признаться, охватила волна тяжелых 
чувств и переживаний. Однако думаю, что даже теперь, спустя 35 лет после этого 
события, нет никакой необходимости комментировать, насколько объективно было 
оно в отношении меня. 

Неожиданно, как это часто бывает на войне, пришлось расстаться со старыми 
боевыми друзьями. 

Сдав дела прибывшему из Москвы на должность начальника штаба фронта моему 
самому близкому боевому другу генерал-лейтенанту П. И. Бодину, я постарался 
осмыслить создавшееся для меня положение и после серьезного раздумья пришел к 
выводу, что мне вряд ли целесообразно продолжать фронтовую деятельность по 
штабной линии. 

Я был уверен, что смогу принести несравненно больше пользы, если буду назначен 
на командную работу, пусть даже самую скромную. 

Побуждаемый этими соображениями, я, не теряя времени, обратился в этот же день 
к Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину с просьбой назначить меня на 
любую командную работу. В ответ на это обращение 28 июня в адрес Военного 
совета фронта была получена из Москвы телеграмма следующего содержания: "Ставка 
назначила генерал-лейтенанта Баграмяна заместителем командующего 61-й армии. 
Немедленно направить тов. Баграмяна в Генштаб". Телеграмма была подписана 
генералом А. М. Василевским. 

Тепло попрощавшись с командующим фронтом Маршалом Советского Союза С. К. 
Тимошенко и моими ближайшими соратниками, я собрался вылететь самолетом в 
Москву. 

Перед отъездом на аэродром зашел к П. И. Бодипу. Прежде чем проститься со мной, 
Павел Иванович сообщил неприятную новость о том, что накануне, 28 июня, 
примерно около 10 часов утра крупная группировка немецко-фашистских войск, 
усиленная несколькими танковыми и моторизованными дивизиями, нанесла удар по 
обороне 13-й и 40-й армий Брянского фронта. Прорвав при поддержке авиации 
оборону на их стыке, войска противника к исходу дня продвинулись на воронежском 
направлении на 10-12 километров. Для локализации наступления и восстановления 
положения Ставка Верховного Главнокомандования усилила Брянский фронт 17-м 
танковым корпусом из своего резерва и, кроме того, приказала передать в 
распоряжение соседнего фронта 4-й и 24-й танковые корпуса Юго-Западного фронта.