|
в начале тридцатых годов вместе с Парсеговым, молодым в то время командиром
артиллерийского полка, учиться в Военной академии имени М. В. Фрунзе. После
этого мы не виделись.
Жизненный путь этого сорокадвухлетнего генераллейтенанта был удивительно
похож на жизненный путь большинства крупных военачальников Красной Армии.
Парсегов родился в крестьянской семье в Нагорном Карабахе, подростком пошел
работать на хлопкоочистительный завод в городе Андижане, девятнадцати лет
связал свою судьбу с большевиками, в гражданскую воевал в Средней Азии.
«Университеты» свои он прошел в Красной Армии. Цепкий ум и редкая память
помогли ему стать хорошим артиллеристом. К тридцати годам Парсегов уже
командовал дивизионом, а затем артиллерийским полком. Потом — общевойсковая
академия, после нее снова артиллерийский полк, а вскоре — стремительный взлет:
его назначают начальником артиллерии Ленинградского военного округа. Во время
событий на Карельском перешейке Михаил Артемьевич возглавил артиллерию 7й
армии, после опять вернулся в округ, а оттуда — в Москву на пост
генералинспектора артиллерии Красной Армии. Три года на высших должностях в
артиллерии дали Парсегову много. Это уже был командир с широким оперативным
кругозором, смелый и быстрый в решениях.
Утром 19 июня я докладывал Пуркаеву сведения о движении наших корпусов к
приграничной зоне, когда в кабинете появился Парсегов со своим начальником
штаба и начальником артиллерийского снабжения. Чинная тишина кабинета Пуркаева
сразу нарушилась. Худощавый, стройный, очень подвижный, Парсегов с порога
громко и весело поздоровался с хмурым нашим начальником, подошел к нему, резко
и энергично потряс его руку. Затем он стремительно приблизился ко мне, быстро
протянул свою маленькую бронзовую от загара руку. Карие глаза светились улыбкой.
— Здравствуй, Иван Христофорович! Вот и снова судьба свела нас…
Не выпуская мою ладонь из своих цепких пальцев. Парсегов, обернувшись к
начальнику штаба, воскликнул:
— Смотри, товарищ Пуркаев: земляка, понимаешь, встретил! Вот не ожидал!
С размаху, словно в седло, опустился в кресло, аккуратно поправил золотую
звездочку на груди (звание Героя Советского Союза он получил за боевые подвиги
при прорыве линии Маннергейма), разгладил маленькие темные усики:
— Ну, какие вопросы к нам?
В течение всей этой оживленной сцены с лица Пуркаева не сходило присущее
ему выражение олимпийского спокойствия и холодной вежливости. Неторопливо и
сухо начал он излагать суть дела: стрелковые корпуса, выдвигавшиеся к границе,
изза недостатка транспорта везли с собой крайне ограниченное количество
боеприпасов. Как пополнить запасы?
Парсегов воскликнул:
— Карту!
Начальник штаба артиллерии протянул сложенный лист. Парсегов быстро
развернул его, некоторое время внимательно разглядывал, хмуря тонкие черные
брови и безмолвно шевеля губами, поднял голову:
— Основные наши артиллерийские склады размещаются на линии, куда следуют
войска. С выходом корпусов в назначенные районы они получат боеприпасы.
— Командующий округом считает, что желательно не менее половины боевого
комплекта артвыстрелов подвезти еще до прихода корпусов, — заметил Пуркаев.
Парсегов вопросительно посмотрел на начальника артиллерийского снабжения.
— Постараемся, — сказал тот.
— Не постараемся, а выполним, — твердо заверил Парсегов.
— И еще, — сказал в заключение Пуркаев, — большая просьба к вам, товарищ
Парсегов, лично проследить за тем, чтобы вся материальная часть артиллерии,
оставшаяся сейчас на постоянных квартирах изза отсутствия средств тяги, в
ближайшее время была переброшена в корпуса. Для этой цели мы выделим в качестве
тягачей оставшиеся автомашины из окружного автомобильного полка. Если не хватит,
то остальное нужно немедленно перебрасывать по железным дорогам.
— Хорошо. Сделаем! — столь же решительно заявил начальник артиллерии. И
так же стремительно, как и вошел, он покинул кабинет, а его громкий, резкий, с
восточным акцентом голос некоторое время еще доносился из коридора.
Забегая вперед, должен сказать, что Парсегов выполнил свое обещание:
быстро организовал подвоз боеприпасов в намеченные районы сосредоточения
стрелковых корпусов.
Нарастал поток тревожных донесений из армий. Среди запросов, полученных
19 июня, мне запомнилась телеграмма нового командующего 12й армией генерала
Понеделина. Он спрашивал, в каких случаях зенитная артиллерия может открыть
огонь, если немецкие самолеты вторгнутся в наше воздушное пространство.
Генерал Кирпонос приказал начальнику штаба ответить так:
«Огонь можно открывать:
а) если будет дано особое распоряжение Военного совета округа;
б) при объявлении мобилизации;
в) при вводе в действие плана прикрытия, если при этом не будет особого
запрещения;
г) Военному совету 12й армии известно, что мы огонь зенитной артиллерией
|
|