фашисты. Мы не учли тех пополнений, которые поступали в соединения 6-й полевой 
и 4-й танковой немецкой армий в процессе их наступления и обороны, и огромного 
количества частей и подразделений всякого рода специальных и вспомогательных 
войск, попавших в "котел". Между тем личный состав этих войск в большинстве 
своем был использован в дальнейшем для пополнения боевых частей. Так, мы 
совершенно не принимали в расчет попавшие в окружение дивизию ПВО, более 
десятка отдельных саперных батальонов, санитарные организации и подразделения, 
многочисленные строительные батальоны, инженерные отряды из бывшей организации 
Тодта (возглавленной после его смерти Шпеером), части полевой жандармерии, 
тайной военной полиции и т. д. 

В эти дни мы вместе с командующим Юго-Западным фронтом Н. Ф. Ватутиным работали 
над замыслом будущей Среднедонской операции. 24 ноября командующий артиллерией 
Красной Армии Н. Н. Воронов, командующий ВВС А. А. Новиков и я должны были 
встретиться с утра в штабе Воронежского фронта в районе Бутурлиновки с 
командованием этого фронта. В назначенный час мы были на ближайшем от 
Серафимовича аэродроме в районе Кумылженской. Был сильный туман, и 
предназначенный для полета транспортный самолет не смог прибыть. Как быть? Ведь 
я обещал Верховному Главнокомандующему 24 ноября работать в войсках 
Воронежского фронта. Кроме того, в нашем распоряжении на работу по 
рекогносцировке и по планированию предстоящей операции оставалось всего 
три-четыре дня. Пришлось настоять, чтобы нас отправили на фронтовых самолетах 
У-2. (Так в то время назывался самолет ПО-2.) 

Через некоторое время появились самолеты, ведомые опытными летчиками. А. А. 
Новиков дал экипажам указания, в соответствии с которыми самолеты заняли свои 
места в строю после взлета. Туман продолжал сгущаться. Самолеты потеряли 
зрительную связь. К тому же, как и ожидалось, началось сильное обледенение. 
Машина, на которой я летел, вынуждена была приземлиться прямо в поле, 
километрах в тридцати юго-восточнее Калача (Воронежского)-на-Подгорной. 
Пришлось добираться по целине до ближайшего колхоза, затем на санях до шоссе, 
ведшего на Калач, и наконец на первой попавшейся грузовой воинской машине - к 
районной телефонной станции. Встретивший меня в Калаче секретарь райкома М. С. 
Василенко сообщил, что звонили из Москвы и сказали, что обеспокоены происшедшим.
 Меня более всего тревожила судьба самолета, на котором летел состоявший для 
поручений при мне А. И. Ручкин: у него находились секретные документы Ставки, 
предназначенные для командования Воронежского фронта. Связавшись по телефону с 
командующим фронтом Ф. И. Голиковым, я узнал, что из семи наших самолетов лишь 
один, как раз тот, на котором летел Ручкин, благополучно долетел до 
Бутурлиновки. Самолеты, доставлявшие Новикова и Воронова, совершили вынужденную 
посадку вблизи Калача. Мы условились с Голиковым о плане работы на завтра, 
после чего я доложил Верховному Главнокомандующему по телефону о случившемся. 
Ожидал замечаний, но их, к удивлению, не последовало. 

Я и теперь вспоминаю этот неблагополучный перелет, доставивший много забот и 
тревог летному и руководящему составу, выполнявшему это задание. Пользуясь 
случаем, мне хотелось бы не только еще раз принести свои извинения командованию 
734-го авиаполка и его летчикам, осуществлявшим перелет, М. Р. Баграмову, К. Я. 
Василевскому, П. А. Ганьшину, В. К. Зайкову, А. П. Назаркину и В. Д. Рыжову за 
риск, вызванный моим неосторожным приказом, но и сердечно поблагодарить их. 
Несмотря на исключительно тяжелые условия, эти командиры, обладавшие 
незаурядным летным мастерством, сделали абсолютно все для того, чтобы полет не 
закончился трагически. Особую признательность хочу выразить старшему лейтенанту 
Степану Константиновичу Ковязину, который тогда вел наш самолет. Позднее, 
работая над этими воспоминаниями, я при содействии штаба ВВС с трудом отыскал 
его. Находясь в запасе, товарищ Ковязин живет и работает сейчас в Донецке. 

Правда, ни во время полета, ни даже после войны длительное время никто из 
летчиков, в том числе и С. К. Ковязин, не знали, что на борту самолетов 
находились представители Ставки Верховного Главнокомандования. 

На рассвете 25 ноября все мы на автомашинах, присланных из штаба Воронежского 
фронта, отправились в район Верхнего Мамона и уже через несколько часов 
совместно с генерал-лейтенантом Ф. И. Голиковым и членом военного совета фронта 
генерал-лейтенантом Ф. Ф. Кузнецовым приступили к рекогносцировочным работам. 
Командующий 6-й армией генерал-лейтенант Ф. М. Харитонов детально знакомил нас 
с положением дел в полосе действий его армии. Мне особенно приятно было 
встретиться с ним, так как за его работу я нес перед Верховным 
Главнокомандующим своеобразную ответственность. После неудачной 
Харьковско-Барвенковской операции, проводившейся войсками Юго-Западного и 
Южного фронтов в мае 1942 года, генерал-майор Харитонов, командовавший тогда 
9-й армией Южного фронта, был отстранен от обязанностей и по настоянию 
командования Юго-Западного направления привлечен к судебной ответственности. 
Подробно зная всю историю этой операции и истинные причины ее неудач, я доложил 
Сталину, что вина Харитонова в данном случае является относительной, и просил 
не только не отдавать его под суд, а как хорошего военачальника назначить 
командующим войсками армии. Товарищ Харитонов в роли командующего 6-й армией 
хорошо показал себя летом 1942 года и заслуженно получил более высокое воинское 
звание.