на цвет разрыва и, увидев знакомую розовую дымку, которую давали австрийские 
снаряды, облегченно вздыхали. В составе 9-й армии готовились к наступлению 33-й.
 41-й и 11-й пехотные корпуса. На ее левом фланге дислоцировались не входившие 
в постоянные корпуса 82-я и наша, 103-я, пехотные дивизии, а еще левее - 3-й 
кавалерийский корпус. Две упомянутые дивизии длительное время сражались рядом, 
и нередко их объединяли в сводный корпус, которым в этих случаях командовал 
почти всегда начальник 82-й дивизии генерал М. Н. Промтов. 

Перед Брусиловским наступлением обе бригады нашей дивизии занимали 10-верстный 
участок северо-занаднее Бонна. Перед нами расстилалась водная гладь реки Прут 
шириной в 40 м и глубиной в 4 м. Мосты через реку были взорваны, весеннее 
половодье сделало реку многоводной, закрыло броды. Правый берег реки был выше 
левого, и противнику было легче просматривать наши позиции. 

Наступать в полосе сводного корпуса в условиях весенней распутицы казалось 
нелегким делом. И все же мы с нетерпением поглядывали вперед, хотя и знали, что 
нас ждут сильные вражеские укрепления и огонь тяжелой артиллерии. От непогоды 
траншеи наших окопов раскисли. В убежищах для отдыха было крайне сыро и неуютно.
 "Лисьи норы", сделанные в течение зимы, в которых мы укрывались при 
артобстреле, осели. Ходы сообщения были очень узкими. Встречным в них трудно 
было разойтись, а переноска раненых требовала чуть ли не цирковой ловкости. 
Вдали виднелись уступы Восточных Карпат, покрытые лесами. Все надеялись, что 
там, сбив неприятеля с его позиций, мы обретем более сносные условия. И вот 
снова и снова мы изучаем ряды кольев с проволокой перед чужими окопами, считаем 
рогатки, подтаскиваем по ночам пулеметы к гнездам с трехсторонним обстрелом, 
продолжаем устраивать бойницы для дополнительного наблюдения. 

Артиллерийской подготовкой 22 мая началось знаменитое наступление войск 
Юго-Западного фронта, вошедшее в историю под названием "Брусиловского прорыва". 
И хотя его результаты по вине соседнего, Западного фронта и верховного 
командования в должной мере использованы не были, оно приобрело мировую 
известность, повлияв на ход и исход первой мировой войны. Немалое значение 
имело оно и для меня лично, так как по-своему способствовало формированию моих 
взглядов на ведение боя. Закалка, которую я приобрел во время наступления, 
помогла мне в дальнейшем, а опыт организации боевых действий в масштабах 
подразделений разного рода пригодился в годы гражданской войны. Я, как и 
большинство моих сослуживцев, относился к самому наступлению с энтузиазмом: 
русской армии предстояло освобождать Карпатские земли. 

Должен сказать, что картины, которые пришлось наблюдать, после того как 
Буковина осталась позади, укрепляли в нас именно это представление. Местные 
жители, которые именовались тогда русинами, встречали нас с распростертыми 
объятиями и рассказывали о своей нелегкой доле. Австрийские власти, смотревшие 
на них как на чужеземцев, яростно преследовали всех, кого они могли заподозрить 
в "русофильстве". Значительная часть местной славянской интеллигенции была 
арестована и загнана в концентрационный лагерь "Телергоф", о котором ходили 
страшные легенды. Провинция, плодородная и обычно довольно богатая, была сильно 
опустошена. Война повсюду оставила свои зловещие следы. 

Наступление развивалось так. В первые же дни мая 41-й и 11-й корпуса нанесли 
удар на участке Онут - Доброновце. Наш сводный корпус двинулся 24 мая. Тут, в 
районе Нейтральной горы, австрийцы произвели газобаллонную атаку, и в 412-м 
пехотном полку, как рассказывали, пострадало до сорока человек. Началась паника.
 Суток двое напряженно, до рези в глазах все вглядывались в сторону позиций 
противника. Принимали за газы каждое облачко или небольшой сгусток тумана и 
радовались, когда ветер дул не в нашу сторону. Положение изменилось 28 мая, 
когда линия вражеской обороны была прорвана. Между прочим, австрийские 
укрепления отличались от немецких той особенностью, что немцы вторую и третью 
линии обороны делали едва ли не сильнее первой, австрийцы сосредоточивали 
главные усилия именно на первой. Прорвешь ее - и покатился фронт вперед! 

Так было и на сей раз. Пока правый фланг продвигался к Садагуре и Котцману, а 
оттуда стал поворачивать на северо-запад к Станиславу (Ивано-Франковску) и 
Делятину, наш левый фланг форсировал Прут, захватил Чсрновицы (Черновцы) и 
устремился на юго-запад и юг. 9-я армия шла с боями как бы веером, расширяя 
свое оперативное пространство. 3-й кавкорпус направил свои дивизии вдоль 
румынской границы, отсекая Румынию от Австро-Венгрии, а наша пехотная дивизия, 
его ближайший сосед, преодолела хребты Обчина-Маре и Обчина-Фередэу. В приказе 
по армии сообщалось, что при взятии Черновиц отличился командир роты 
Новоузенского пехотного полка капитан Самарцев, первым ворвавшийся в город. 

Между тем местность заметно повышалась. В долине Прута предгорья поднимались на 
120 м, в долине реки Серет-Молдавский мы находились на высоте уже 270 м над 
уровнем моря, в долине Сучавы - на 360 м, в долине Молдовы - на высоте 430 м. 
Нам приходилось форсировать ряд мелких речушек. Дороги, которыми мы шли в 
густых лесах, по мере продвижения переходили в горные тропы. Пейзаж становился 
все более суровым: угрюмые ущелья, высокие, до двух километров пики. 

Нижняя Буковина осталась позади. Начались селения гуцулов. Все чаще нам 
приходилось располагаться под открытым небом. Этот период быстрого наступления