обеспечивает тесную связь высшей школы с отраслями народного хозяйства, создает 
как раз ту среду, в которой формируется инженер широкого общественного и 
производственного кругозора. А именно специалисты такого типа все более 
определяют стиль хозяйственной деятельности, темпы прогресса экономики, науки и 
культуры. 

На своем веку мне довелось повидать немало отличных инженеров. Назову лишь Б. И.
 Каневского, Н. Г. Кострулина, И. Н. Куприянова, Л. В. Люлъева, В. В. Науменко, 
С. М. Николаева, В. Н. Новикова, А. Э. Нудельмана, В. А. Подобрянского, А. Ф. 
Попова, Д. А. Рыжкова, В. М. Рябикова, Е. В. Синильщикова, Л. В. Смирнова... Да 
разве перечислишь всех! Замечательные люди, цельные, преданные делу, влюбленные 
в свою профессию. Они начинили рядовыми инженерами, в работе мужали, набирали 
силу, обретали крылья. Многие из них на моих глазах выросли в крупных ученых, 
хозяйственников, партийных и государственных руководителей. 

Не стану скрывать своих давних симпатий к инженерам-производственникам наиболее 
многочисленному и, я считаю, авангардному отряду нашей технической 
интеллигенции. Такое отношение начало складываться у меня еще в годы работы в 
Ленинградском артиллерийском научно-исследовательском институте. Тогда многие 
задачи приходилось решать буквально бок о бок с заводскими инженерами. И я 
зачастую по-хорошему завидовал их цепкой практической хватке, их умению 
переводить даже самые мудреные технические идеи на язык конкретной, рабочей 
технологии, понятный тому, кто стоит у станка, кто воплощает эти идеи в металле.
 

Такое умение представлялось мне весьма важным компонентом инженерного 
мастерства, и я стремился овладеть им, не жалея для этого ни сил, ни времени. 

Порой мне случалось дневать и ночевать на заводе, чтобы добиться своевременного 
изготовления опытных образцов, отработки той или иной детали или узла. Чаще, 
чем на других заводах, мне доводилось бывать на "Большевике". Здесь я знал 
многих работников, сдружился с ними, довольно детально изучил производство, 
словом, считал завод едва ли не вторым своим местом работы. 

И потому, когда летом 1937 года мне предложили перейти в конструкторское бюро 
завода "Большевик;", я без особых колебаний согласился. 

Завод 

Заводу в моей судьбе принадлежит особое место. И хотя я имею и виду прежде 
всего ленинградский "Большевик", с которым у меня связаны одни из самых, 
пожалуй, полных, насыщенных, счастливых лет жизни, речь все же идет о заводе в 
широком смысле. Когда я говорю "завод", мне видятся производственные корпуса а 
их я повидал множество: и старых, закопченных, приземистых, и деревянных, 
сколоченных на скорую руку, и новых, из алюминия, стекла и бетона. Мне 
представляются домны и мартены, блюминги и прессы, конвейерные линии, станки, 
энергетические установки, лаборатории. Слышу могучее заводское дыхание, в 
котором сливаются воедино неповторимый гул кипящей стали, звонкие трели 
завалочных машин и козловых кранов, басовитый рокот станков и пение стружки под 
резцом. Чувствую неповторимый запах работающего металла, настоянный на маслах и 
эмульсиях, отдающий дымком и копотью, прожаренный тысячеградусным пламенем 
конверторов и изложниц. Вижу заводчан - рабочих, инженеров, руководителей 
производства, служащих - людей, которых я узнаю среди тысяч других. 

Есть захватывающая человека поэзия в облике завода - этого средоточия машин и 
механизмов, овеществленной технической мысли. Есть, потому что завод 
представляет собой концентрированное воплощение Созидания, олицетворение Труда. 
Завод вошел в мою жизнь еще в детстве. Мать произносила это слово уважительно, 
так, словно речь шла о живом существе. 

- Долгонько что-то отца нашего завод нынче задерживает, - говорила она, 
поглядывая в окошко, за которым быстро сгущались сумерки. 

И отец, когда разговор касался вещей особо серьезных, значительных, главным 
критерием истины считал именно отношение завода к таким вещам. 

Запомнился мне разговор в семье по поводу опубликованного весной 1918 года 
письма В. И. Ленина к питерским рабочим "О голоде". Письмо уже обсуждалось на 
заводе, но, видно, оно так крепко задело за живое, что Петр с отцом продолжали 
говорить о нем и дома. Обращаясь к матери и Николаю, Петр то и дело брал в руки 
"Правду" и, зачитав какое-либо место из письма, говорил: "Здорово сказано!" А я 
жадно вслушивался в простые, но хватающие за душу слова о том, что, кто не 
работает, тот да не ест, что для победы над голодом необходимо железная 
революционная власть, нужно как можно больше железных отрядов сознательного и 
бесконечно преданного коммунизму пролетариата. Слова "железная", "железных", 
которые Петр произносил с особым нажимом, мне врезались в память. Запомнилось и 
то, как отец, одобрительными репликами поддерживавший Петра, положил в конце 
разговора свою тяжелую ладонь на газету с ленинским письмом и сказал: 

- Да, верно написано. Весь завод так считает.