* * * 

В 3 часа ночи 22 июня меня разбудил телефонный звонок. Срочно вызывали в Кремль.
.. 

По дороге заехал в Генштаб. Г. К. Жуков по ВЧ разговаривал со штабами 
приграничных военных округов. После телефонных переговоров он информировал меня 
о том, что немецкая авиация бомбит Ковно, Ровно, Севастополь, Одессу. 

В Кремле меня встретил комендант и тотчас проводил к Маршалу Советского Союза К.
 Е. Ворошилову. Климент Ефремович спросил: 

- Где подготовлен командный пункт для Главного Командования? 

- Такую задачу передо мной никто не ставил, - ответил я. Штаб Московского 
военного округа и ПВО города командными пунктами обеспечены. Если будет 
необходимо, можно передать эти помещения Главному Командованию. 

Затем Ворошилов объявил, что я назначен командующим войсками Южного фронта. 
Отбыть к месту назначения предлагалось сегодня же. 

Вернувшись из Кремля, я немедленно направился в штаб МВО. Согласно моим 
указаниям он срочно выделил полевой штаб для Южного фронта и начал подготовку 
специального железнодорожного состава для отправки штабных работников на фронт. 


Я был подготовлен к тому, что мы - на рубеже войны. И вот она началась... 
Однако в голове никак не укладывалось свершившееся. 

Война меня, кадрового военного, не пугала, хотя я знал, что эта, нынешняя, 
будет куда тяжелее, чем обе предыдущие. 

Дома все уже было готово к моему отъезду. Провожая, жена тихо спросила: 

- Ваня, как ты думаешь, сколько будет продолжаться война? 

Не знаю почему, но я сразу же ответил: 

- Не меньше трех лет... 

Вечером 22 июня железнодорожный состав с полевым штабом Южного фронта ушел из 
затемненной, посуровевшей Москвы. 

В пути мы с исполняющим обязанности начальника штаба фронта генерал-майором Г. 
Д. Шишениным и членом Военного совета А. В. Запорожцем изучали район 
предстоящих боевых действий. Допоздна засиделись над оперативными картами, за 
разговорами о предстоящих боях... 

Проснулся я рано. Поднял тяжелую шторку затемнения - в вагоне и без того было 
душно. За окном сверкнула широкая голубая лента Днепра: поезд входил на 
железнодорожный мост. Вдали, на зеленых холмах, замаячил золотистый купол 
Киево-Печерской лавры... 

Рядом со мной стоял Запорожец. Лицо его было каким-то окаменевшим. Мы не 
обмолвились ни словом, но, очевидно, оба думали об одном: как-то там в городе - 
ведь "юнкерсы" уже успели побывать над древним и вечно юным красавцем Киевом. 

Хотя мы знали, что Киев не пострадал от внезапного налета фашистских самолетов, 
но взор настороженно скользил по вздымающейся к Печерску террасе крыш, 
выискивая последствия бомбежки. Нет, все в порядке! Наши зенитчики и летчики не 
дали врагу совершить свое черное дело. Город лежал перед нами в нарядном 
кружеве зелени. Внизу, правее моста, красная коробочка трамвая двинулась из 
Слободки в первый утренний рейс. С Днепра потянуло ключевой прохладой. Даже не 
верилось, что недавно над городом появлялись немецкие бомбардировщики. 

Но война была явью, и вскоре мы убедились, что Киев - город военный. Возле 
железнодорожной станции над серебристым пирамидальным тополем плавно качалась 
"колбаса" - аэростат воздушного заграждения. Черные стрелы на стенах зданий 
указывали вход в бомбоубежище. Перрон был полон военными в новом обмундировании.
 Молоденький командир звонким голосом отдавал распоряжения. Призывники, иные 
еще не успевшие обмундироваться, в светлых теннисках и футболках, с вещевыми 
мешками и котелками, болтающимися на ремне, быстро рассаживались по вагонам. 

Нас встретил представитель штаба Киевского особого военного округа. Полное лицо 
его осунулось, под глазами синяки, видно провел ночь без сна. 

Чуть охрипшим голосом он доложил о том, что нам уже было известно: обстановка 
на Юго-Западном фронте в результате внезапного вторжения немецко-фашистских 
войск сложилась тяжелая.