Я опешил. Какая еще академия! Какая тут учеба, когда надо драться! 

Петренко спокойно выслушал мои возражения и сказал: 

- Чудак ты, Тюленев! Тебя за тем и посылают, чтобы ты выучился бить контру 
по-настоящему. Тогда от тебя будет больше пользы. И еще учти: академия создана 
по личному указанию Ленина. Так что, если ты не подчиняешься нам, считай, что 
не подчиняешься Ильичу. Понятно? Вот и делай выводы. 

После таких слов я перестал протестовать. 

В конце ноября 1918 года я прибыл в Москву. Академия Генерального штаба 
помещалась в Шереметьевском переулке, в здании бывшего охотничьего клуба. 

Комната, в которой мне предстояло жить, была темная, без окон. Когда я вошел, в 
ней горел свет. Первое, что бросилось в глаза, - в два ряда вдоль стен узкие 
кровати. В проходе между ними нервно шагал, вернее, не шагал, а метался 
щеголеватый военный лет тридцати, с усиками, аккуратно, на пробор, причесанный. 


Увидев меня, он остановился и громко, с издевкой сказал: 

- Еще одна птичка пожаловала! Что, брат, фронт тебе надоел? 

В ответ я только махнул рукой. Мой собеседник вздохнул: 

- Приказали? Мне тоже приказали. Но черта с два! Уеду! Придумать такую 
несуразицу - боевых людей за парту! 

Это был Василий Иванович Чапаев. 

Мне досталась койка через одну от него. Много вечеров просидели мы вместе над 
учебниками и топографическими картами. 

В первых числах декабря должно было состояться официальное открытие академии. 
Прошел слух, что к нам приедет Владимир Ильич. Мне повезло: в день открытия я 
был дежурным по академии. Легко понять, с каким нетерпением ждал я вечера. Ведь 
повязка дежурного давала мне право вместе с начальством встречать Ильича. Я 
столько раз подходил к швейцару, стоявшему в дверях, и так подробно 
инструктировал его, чтобы он, упаси боже, не задержал человека в штатском 
(следовало описание внешности Ильича), что старик в конце концов рассердился и 
накричал на меня. 

Часам к пяти вечера в вестибюле собралось командование академии. Все думали, 
что Ленин приедет на машине, поэтому прислушивались к каждому гудку автомобиля. 
На улицу решили не выходить, чтобы не создавать излишней "помпы": знали - Ильич 
этого не терпел. 

Без десяти минут шесть неожиданно открылась дверь - и перед нами появился Ленин.
 С ним были еще два товарища. Ильич был бледен, вероятно, ранение еще давало 
себя знать. 

Начальник академии, оправившись от растерянности, начал докладывать, но Ленин 
остановил его, быстро протянул ему руку, потом коротким кивком поздоровался со 
всеми: 

- Здравствуйте, товарищи! Если наши "академики" собрались, лучше сразу пройти в 
зал. 

Когда Ленин появился на сцене, зал дрогнул. Овация была такая, будто тут было 
не сто, а по меньшей мере тысяча человек. 

Владимир Ильич говорил о трудностях, переживаемых республикой, о том, что 
республика позволила себе такую "роскошь", собрав здесь на учебу в самый 
ответственный момент боевых командиров, но сделано это потому, что для будущей 
борьбы ей нужны опытные полководцы, которые хорошо разбирались бы в сложной 
обстановке гражданской войны, умели бить врага по всем правилам военного 
искусства. 

С того памятного дня прежние наши настроения - мы-де тут вроде в ссылке - 
улетучились: раз партия и сам Ленин говорят, что надо учиться, значит, надо. 

Даже Василий Иванович Чапаев, хотя и настаивал на своем решении вернуться на 
фронт, поутих, понял, что нужен веский предлог, без которого уйти из академии 
неудобно. В конце концов предлог был все-таки найден... 

Военную историю преподавал нам бывший царский генерал А. А. Свечин. Предмет 
свой он знал безукоризненно, учил нас хорошо. Это был один из тех военных 
специалистов, которые сумели трезво оценить обстановку в России и встали на