На трибуну по очереди взбирались разные ораторы, каждый говорил прямо 
противоположное тому, что сказал предыдущий. Но теперь, после того как мы 
побывали на многих собраниях, потолкались в коридорах и залах Таврического 
дворца, не столько умом, сколько сердцем почувствовали: большевики говорили то, 
о чем думали и я, и Давыдов, и любой солдат из 5-го Каргопольского полка. 

Мы возвращались в свой полк, окрыленные всем, что увидели и услышали в 
революционном Петрограде. Везли вашим товарищам нечто более ценное, чем любое 
оружие, - большевистскую правду, имя Ленина. И мы знали теперь, что нам делать 
по возвращении в полк. 

Солдаты встретили нас восторженно: заждались! И хотя собрание, на котором мы 
отчитывались о своей поездке в Петроград, вел офицер, а резолюцию поручили 
писать полковому попу, пьянице и картежнику, все решилось так, как постановили 
солдаты: "Довольно криков о продолжении войны! Довольно обманывать крестьян!" 

Отныне весь полк знал, чей голос надо слушать. И если даже Ленин подписывал 
статью или заметку одним из своих псевдонимов, мы узнавали его голос, потому 
что никто не мог выразить наши думы и чаяния так глубоко и ясно, как он. 

Ленин, большевистская партия помогли нам в ту грозную пору выбрать единственно 
правильный путь борьбы за новую жизнь. 

Лето семнадцатого года прошло в полку напряженно. Офицеры, повинные в воровстве 
солдатского пайка, предпочли улизнуть. Та же часть офицерского состава, которой 
пришлось по душе Временное правительство, а также ярые монархисты, не терявшие 
надежд на восстановление царской власти, вели упорную борьбу против солдатских 
комитетов. Они люто ненавидели простой народ, старались любыми средствами 
избавиться от активных, революционно настроенных солдат. 

Вот так и получилось, что в августе 1917 года меня (по мнению полкового 
начальства, большевика) перевели в Сызрань, где стоял запасный полк нашей 
дивизии. Уставы армии еще продолжали по инерции действовать - я подчинился. 

* * * 

Казалось бы, чем дальше от столицы, тем тише и спокойнее жизнь. Но в Сызрани, 
находившейся втрое дальше от Петрограда, чем Двинск, обстановка была не менее 
напряженной, чем в столице. 

Вскоре я подал рапорт об отпуске и через несколько дней приехал в родное село 
Шатрашаны. 

В те дни шатрашанцев всколыхнула весть об установлении в Самаре власти Советов. 
Что это означает, мы поняли немного позже, когда узнали, что за два дня до 
этого, 25 октября, в Петрограде совершилась социалистическая революция - 
правительство Керенского было свергнуто, власть в свои руки взяли рабочие, 
крестьяне, большевики, вооруженный народ. Новое правительство рабочих и 
крестьян во главе с В. И. Лениным приняло декреты - о мире, о земле, об 
уничтожении сословий, о национализации промышленности и другие. 

Всколыхнулись, заволновались мужики во всех деревнях нашего уезда, каждый день 
собирались на сходы, приветствовали власть Советов. Богачи же, естественно, 
выступали против. 

С утра до ночи люди до хрипоты спорили: кому должна принадлежать власть - 
Советам или Учредительному собранию? 

Земляки послали меня делегатом от Шатрашан на волостное собрание. Делегаты там 
подобрались в большинстве своем из бедняков, и мы постановили: признать власть 
Советов, голосовать за Ленина. Так и написали в наказе делегатам, ехавшим на 
губернский съезд в Симбирск. Правда, во втором пункте наказа значилось, что 
надо все-таки выслушать и тех, кто голосует за Учредительное собрание. 

На губернском съезде я получил первый урок конкретной политической борьбы. У 
всех делегатов съезда имелись на руках наказы в письменной форме от избирателей.
 А так как во многих селах и городках все еще господствовали эсеры и меньшевики,
 то во многих наказах в той или иной форме высказывались симпатии 
Учредительному собранию. 

И вот на съезде выступает делегат в Учредительное собрание от Поволжья некий 
Алмазов. Он всячески агитирует за "учредилку", поносит "невоспитанных" 
большевиков. Его все время перебивают ядовитыми замечаниями с мест, но это не 
смущает оратора. Общий его вывод: долой Советы!.. 

Начинаются прения. Один за другим поднимаются на трибуну посланцы из волостей, 
и из пяти четверо заканчивают свои выступления призывом: 

- Вся власть Советам! Да здравствует Ленин!