обстановкой, но помня главное - выполнить поручение наших товарищей однополчан. 


Приехали мы в Петроград б апреля по старому стилю. 

Столица оглушила нас разноголосым шумом. На вокзале и привокзальной площади 
юркие мальчишки с кипами газет под мышкой выкрикивали звонкими голосами 
последние новости. 

Немного пообвыкнув и осмотревшись, мы стали прислушиваться к тому, что 
выкрикивали газетчики. И что же оказалось - эта братва орала в полный голос то, 
о чем мы не решались говорить вслух, чтоб не попасть на заметку начальству! 

- Долой войну! - пищал светловолосый шкет, штопором ввинчиваясь в толпу. 

- Долой войну! - вторил другой. 

Эти два слова, звучавшие для нас как сладчайшая музыка, сливались в одно 
звонкое: 

- Долой войну! Долой войну! Долой войну! 

Чем дольше мы прислушивались, тем больше ликовали. Мальчишки-газетчики 
провозглашали то, что нам, солдатам 5-го Каргопольского полка, и на ум не 
приходило: 

- Долой министров-капиталистов! 

- Мир без аннексий и контрибуций! 

"Контрибуция", "аннексия"... Мы, признаться, даже слов таких не слыхали. Но раз 
"Долой войну", "Долой министров-капиталистов", значит, и это что-то важное, 
хорошее... 

Столкнувшись с богатейшей возможностью получить полную информацию, мы даже 
растерялись: привыкли на фронте, что газета в окопах - целое событие. 

Когда наши офицеры вышли из вагона первого класса и присоединились к нам на 
перроне, мы с Давыдовым уже держали под мышкой по охапке свежих газет. 

Князь Абхазий, поглядев на наши сияющие лица, поморщился, как от зубной боли. 

- Сейчас - прямо к министру, - заявил он, - а газетами займетесь на досуге! 

Здесь на вокзале мы были равными, не то что в окопах, и я решительно возразил: 

- Нет, сначала в Петроградский Совет. 

Князь криво усмехнулся: 

- Кто тут старший? Или прикажете считать, что вы больше не солдаты, а я не ваш 
офицер? 

Тон его подействовал, сказалась привычка к беспрекословному повиновению офицеру,
 и мы с Давыдовым молча последовали за Абхазием. 

Войдя во дворец, невольно оробели: после окопной грязи непривычным казалось его 
великолепие да и трудно было еще нам, крестьянским парням, преодолеть робость 
перед барскими хоромами. 

В приемной министра князь Абхазий пошушукался с адъютантом, потом отозвал нас в 
сторону и сказал шепотом: 

- Самого министра нет. Сейчас нас примет его помощник Маниковский. Вы, Тюленев, 
должны от имени личного состава нашего полка заверить высшее начальство в 
несокрушимой верности идеалам отечества. Говорите просто, не волнуйтесь, 
скажите, что мы готовы воевать до победного конца. Это сейчас главное. Ваше 
слово солдата, георгиевского кавалера, прозвучит убедительнее, чем наше с 
ротмистром. 

Я покосился на Давыдова. Тот подмигнул мне, мол, молчи, не возражай, а там 
посмотрим. 

Когда мы вошли в кабинет, навстречу нам из-за стола поднялся помощник военного 
министра Маниковский. 

Князь Абхазий, вытянувшись в струнку, доложил, кто мы такие, а потом приветливо 
кивнул мне: 

- Говорите, Тюленев!