"Да здравствует свобода!" 

Свобода? Чья? Не сказано. 

Но только не народа. 

Нам в бой идти приказано: 

"Союзных ради наций". 

А главного не сказано: 

Чьих ради ассигнаций? 

Кому война - заплатушки, 

Кому - мильон прибытку. 

Доколе ж нам, братушки, 

Терпеть такую пытку? 

- И это в газете пропечатано? - изумился Кулешов. - Да ведь это же крамола - 
против царя, против министров! 

- Эх, ты, дурья голова, - опять усмехнулся Исаев. - Газета газете рознь. 

Он поднес газетный лист к глазам Кулешова: 

- Читай, если грамотный. Видишь буквы: РСДРП. Понял? И сложил эти стихи наш 
брат солдат, помудрее твоего Васьки-мудреца. 

Признаться, мне, молодому солдату, не очень разбиравшемуся в политике, больше 
пришлись по душе стихи, прочитанные Исаевым, чем сказка Кулешова. Занозой 
засели в голове горькие, гневные строки: 

Доколе ж нам, братушки, 

Терпеть такую пытку? 

За власть Советов 

Стоял март 1917 года... 

Политические новости доходили до нас скупо. Хотя и принято считать, что солдат 
обо всем узнает раньше своих командиров, но мы даже в марте ничего толком не 
слыхали о Февральской революции. Только понимали, что офицеры нервничают не зря.
 Кое-кто из драгун объяснял это тем, что офицеры в долгу перед нами: из нашего 
фронтового приварка воровалась крупа, деньги за которую офицеры клали себе в 
карман. Солдаты поумнее, такие, как Исаев, говорили, что дело не в крупе: ведь 
обкрадывали нас уже не первый год, и до последнего времени это не мешало 
офицерам смотреть на нас свысока, без зазрения совести. Значит, причина в 
другом, в чем-то более важном. Но в чем? 

Тут как раз подошел срок очередной смены. Драгун отвели из окопов в тыл на 
отдых, а наше место занял другой полк дивизии. Нас разместили в уединенном 
поместье, далеко от железной дороги. Глухомань... 

Радио тогда не было, газет мы не получали. Единственный источник информации - 
полевой телефон. Обычно новости сообщали нам штабные телефонисты или дежурные 
по подразделениям. Но тут, как назло, сколько ни подслушивали солдаты 
телефонные разговоры, ничего узнать не удалось: офицеры говорили больше 
по-французски, а если по-русски, то "темнили". 

Однажды - это было десятого марта по старому стилю - сидели мы на бревне в 
расположении полка, курили махру и ломали голову, как бы разжиться 
"разведданными" о событиях в тылу. Видим, едет наш эскадронный фуражир по 
направлению к железной дороге. 

- На станцию? 

- На станцию. 

- Обожди минутку! 

Мы быстро посовещались, потом я подошел к фуражиру, дал ему три рубля и 
попросил купить, сколько бы ни стоило, газеты. Фуражир уехал. 

Надо сказать, три рубля для солдата были большие деньги, если учесть, что его 
месячное денежное довольствие составляло пятьдесят копеек. Я же, как полный