рыжеватой на свету пыли. В. И. Чуйков тоже обратил внимание на этот налет: 

- Что тут будешь делать, - досадливо поморщился он. - Сыплется проклятая пылища 
отовсюду, словно манна небесная. 

Я же, глядя на этих пропыленных, смертельно уставших, но не дрогнувших перед 
суровейшими испытаниями людей, сохранивших заряд воли и энергии, способный 
сокрушить любые преграды на пути к разгрому врага, думал о том, что народ, 
породивший и взрастивший таких чудо-богатырей, непобедим, что поставленная 
перед фронтом задача будет с честью решена. 

* * * 

Обратный путь через Волгу начался столь же благополучно. Уже по дороге домой мы,
 снова разместившись в машине командующего, подводили итоги дня. И вдруг где-то 
в районе Дубовки совсем рядом с накатанной дорогой полыхнуло пламя, возник 
чернодымовой шар, а машину упругой взрывной волной резко бросило в сторону. 
Вслед за этим взрывом с секундными интервалами громыхнули еще два, но уже 
значительно дальше от нас. 

К. К. Рокоссовский несколько озадаченно взглянул в небольшое заиндевелое правое 
окошко, затем приоткрыл дверцу самодельного фанерного кузовка, каким фронтовые 
умельцы оборудовали командирские "виллисы", посмотрел на небо и насмешливо 
покрутил головой: 

- Он еще и бомбить вздумал! 

- Знал бы, кто едет, да притом в одной машине, - осуждающе заметил Казаков, 
явно адресуя свое неодобрение командующему. - Едем-то без оглядки, как по улице 
Горького в мирное время. 

К. К. Рокоссовский промолчал, словно не слышал реплики В. И. Казакова. Впрочем, 
меня такая реакция уже не удивила. Как я успел заметить во время нашей 
совместной поездки под Мариновку и по поведению Константина Константиновича 
сегодня, на переправе через Волгу, он не очень-то заботился о своей личной 
безопасности. Ему, несомненно, было присуще далекое от бравады, спокойное, что 
ли, отношение к самому факту существования на войне риска для его собственной 
жизни. В дальнейшем я еще не раз убеждался в том, что личная храбрость К. К. 
Рокоссовского, способность не кланяться ни пуле, ни снаряду абсолютно 
естественное свойство его характера, сплав редкостных качеств самодисциплины и 
самоорганизованности с полководческой зрелостью. 

Мне лично эта черта характера командующего безоговорочно импонировала, 
поскольку всегда нравились люди смелые, способные в любой обстановке подчинить 
свои эмоции железной воле и, не в последнюю очередь, профессиональной воинской 
гордости. Хотя, с другой стороны, скажем, в последнем конкретном случае, речь 
шла о командующем фронтом, которому в считанные дни надлежало успеть 
подготовить войска к наступлению, наступление это осуществить и добиться 
победного результата. В сложившихся условиях успех операции в значительной мере 
зависел от сохранения жизни и здоровья командующего. 

- Он-то, пожалуй, все же понимал, что три "виллиса" в кильватере - это не 
какие-нибудь походные кухни, иначе и бомбы не стал бы тратить, - присоединился 
я к мнению В. И. Казакова. 

- И все же не рискнул снизиться! - по-своему направил ход наших рассуждений К. 
К. Рокоссовский, давая всем тоном понять, что поскольку ничего существенного не 
произошло, то и говорить об этом не стоит. 

Заехав по пути на короткое время в 66-ю армию к А. С. Жадову, мы затемно 
вернулись в Заварыкино. 

- В столовой увидимся! - произнес К. К. Рокоссовский, первым покинув тесноватый,
 особенно для него, кузовок "виллиса" и с наслаждением расправив плечи. 

- Уж сегодня-то обязательно и непременно! - ответил я многозначительно, вылезая 
вслед за командующим на скрипевшую под ногами снежную дорогу. Однако заметив, 
что тон, которым я произнес эти слова, не Вызвал у К. К. Рокоссовского 
сколько-нибудь заметной реакции, добавил: - Ведь последний день старого года, 
Константин Константинович! 

- Довоевались! - буркнул В. И. Казаков несколько растерянно. - Ведь это надо - 
все из головы вон! 

- Как думаете, Константин Федорович, кто-нибудь успел распорядиться? озабоченно 
спросил меня командующий. 

- Конечно. Даже елка есть! 

- Да она-то откуда в этих краях?