|
артиллерийский дивизион большой мощности, пять истребительно-противотанковых
артиллерийских полков, один зенитный артиллерийский полк, две гвардейские
минометные дивизии и три гвардейских танковых полка. На большее нам
рассчитывать не приходилось. Задача, поставленная перед нами, должна была быть
решена теми средствами, которыми мы сейчас располагали. Требовалось только
умело их использовать в конкретно сложившейся обстановке.
Для нанесения главного удара привлекались три армии: в центре на узком фронте
ставилась 65-я, максимально усиленная артиллерией и минометами всех видов,
ракетными установками, танками и инженерными частями; справа примыкала к ней
21-я, слева – 24-я, обе тоже усиленные артиллерией и другими средствами, но в
меньшей степени.
Вся авиация 16-й воздушной армии предназначалась для действий на главном
направлении.
Остальные армии – 57, 64, 62 и 66-я должны были наступать с ограниченными
целями на отдельных участках, стремясь приковать к себе как можно больше войск
противника, лишая его возможности маневрировать силами. Этим армиям предстояло
ограничиться только своими штатными средствами.
Москва торопила начать наступление. Присутствие у нас представителей Ставки
помогло добиться некоторой отсрочки, необходимой для подготовки войск. Задержка
в основном объяснялась запаздыванием прибытия артиллерии, минометов и других
средств усиления, а также боеприпасов. Заботы о проталкивании всего этого к
фронту, прежде всего артиллерии и боеприпасов, взял на себя Н.Н. Воронов,
который поддерживал постоянную связь с начальником тыла Красной Армии генералом
А.В. Хрулевым.
Весь руководящий состав фронта в это время работал в войсках, готовя их к
наступлению. Плодотворно трудились политический аппарат, партийные и
комсомольские организации. Результатом их усилий стал еще более высокий
наступательный порыв войск. Бойцы и командиры с воодушевлением ждали сигнала к
бою.
Как-то, находясь в 65-й армии, в дружеской беседе за чашкой чаю я напомнил
Павлу Ивановичу Батову наш разговор по телефону. А было это во время тяжелых
декабрьских боев, когда от нас настоятельно требовали быстрейшего разгрома
только что окруженного противника, сил же и средств для этого у нас не хватало.
Вызвав Батова к телефону, я спросил, как развивается наступление.
– Войска продвигаются, – был ответ.
– Как продвигаются?
– Ползут.
– Далеко ли доползли?
– До второй горизонтали Казачьего кургана.
Несмотря на досаду, которую я испытывал от таких ответов, меня разбирал смех.
Понимая состояние командарма и сложившуюся обстановку, я сказал ему: раз уж его
войска вынуждены ползти и им удалось добраться только до какой-то воображаемой
горизонтали, приказываю прекратить наступление, отвести войска в исходное
положение и перейти к обороне, ведя силовую разведку, с тем чтобы держать
противника в напряжении.
Конечно, за такое самовольство мне могло крепко влететь. И я уже привык в
подобных случаях обращаться непосредственно к Сталину. Обычно он все же
утверждал решение командующего фронтом, если тот приводил веские доводы и умел
проявить настойчивость, доказывая свою правоту. Так было и в данном случае.
Сталин, выслушав меня внимательно, вначале слегка вспылил, а затем согласился с
моим предложением. Это помогло нам сберечь силы, технику и боеприпасы для
решающей битвы.
Напомнив П.И. Батову пережитое, я выразил уверенность, что сейчас, когда армия
усиливается таким количеством артиллерии и других средств, его войска «ползти»
не будут и продвижение их будет определяться не горизонталями, а местными
предметами. Конечно, Павел Иванович со мной согласился. Войскам этой армии
предстояло решить трудную задачу – она первой наносила главный удар.
Большая роль в операции отводилась артиллерии, поэтому основное внимание было
уделено тщательной отработке всех вопросов ее применения и взаимодействия с
пехотой и танками. Этими вопросами в основном занимались командующий
артиллерией фронта генерал В.И. Казаков и его аппарат. А знания и накопленный
опыт у них были достаточными, поэтому у меня не было сомнений, что артиллерия
будет использована правильно и сделает все возможное.
31 декабря, пользуясь некоторым затишьем (относительным, конечно), мы решили
|
|