частей, так и гражданского населения, эвакуировавшегося на восток. 
Беспорядочное движение мчавшихся поодиночке и группами машин больше напоминало 
паническое бегство, чем организованную эвакуацию. Неоднократно приходилось 
посылать наряды для наведения порядка и задержания военнослужащих, пытавшихся 
под разными предлогами (необоснованными) уйти подальше от фронта.






Бои начались


Около четырех часов утра 22 июня дежурный офицер принес мне телефонограмму из 
штаба 5-й армии: вскрыть особый секретный оперативный пакет.

Сделать это мы имели право только по распоряжению Председателя Совнаркома СССР 
или Народного комиссара обороны. А в телефонограмме стояла подпись заместителя 
начальника оперативного отдела штарма. Приказав дежурному уточнить 
достоверность депеши в округе, в армии, в наркомате, я вызвал начальника штаба, 
моего заместителя по политчасти и начальника особого отдела, чтобы 
посоветоваться, как поступить в данном случае.

Вскоре дежурный доложил, что связь нарушена. Не отвечают ни Москва, ни Киев, ни 
Луцк.

Пришлось взять на себя ответственность и вскрыть пакет.

Директива указывала: немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить 
в направлении Ровно, Луцк, Ковель. В четыре часа приказал объявить боевую 
тревогу, командирам дивизий Н.А. Новикову, Н.В. Калинину и В.М. Черняеву 
прибыть на мой КП.

Пока войска стягивались на исходное положение, комдивам были даны 
предварительные распоряжения о маршрутах и времени выступления. Штаб корпуса 
готовил общий приказ.

Вся подготовка шла в быстром темпе, но спокойно и планомерно. Каждый знал свое 
место и точно выполнял свое дело.

Затруднения были только с материальным обеспечением. Ничтожное число автомашин. 
Недостаток горючего. Ограниченное количество боеприпасов. Ждать, пока сверху 
укажут, что и где получить, было некогда. Неподалеку находились центральные 
склады с боеприпасами и гарнизонный парк автомобилей. Приказал склады вскрыть. 
Сопротивление интендантов пришлось преодолевать соответствующим внушением и 
расписками. Кажется, никогда не писал столько расписок, как в тот день.

А. Г. Маслов с утра добивался связи с вышестоящим командованием. Лишь к десяти 
часам каким-то путем он на несколько минут получил Луцк. Один из работников 
штаба армии торопливо сказал, что город вторично подвергается бомбежке, связь 
все время рвется, положение на фронте ему неизвестно.

Почти к этому же времени удалось получить сведения, что Киев бомбили немцы. И 
тут же связь опять нарушилась.

С командованием округа, которому мы непосредственно подчинялись, связаться 
никак не могли. От него за весь день 22 июня – никаких распоряжений.

Около одиннадцати часов над нами на большой высоте прошло до двадцати немецких 
бомбардировщиков. Зенитная артиллерия обстреляла их.

Это еще раз убедило меня в том, что действую правильно, и я все внимание 
сосредоточил на подготовке войск.

Горючее, боеприпасы, обеспечение порядка в самом городе, охрана воинского 
имущества, остающегося после ухода войск, забота о семьях комсостава, проверка 
готовности частей, митинги личного состава – все нужно было успеть сделать в 
считанные часы. И вместе с тем я уже думал о боях. За долгие годы службы я 
хорошо узнал, что такое война, и поэтому меня больше всего беспокоило, как 
встретит свой первый бой наш необстрелянный солдат.

Вот деталь, по которой читатель – представитель нового поколения, – возможно, 
поймет ход мыслей комкора в первый день так неожиданно начавшейся войны. 
Выступая в поход по тревоге, я запретил выдавать командирам и сержантам 
защитного цвета петлицы и знаки различия. Командир должен резко выделяться в 
боевых порядках. Солдаты должны его видеть. И сам он должен чувствовать, что за 
его поведением следят, равняются по нему.

В четырнадцать часов 22 июня корпус выступил по трем маршрутам в общем