происходит то или иное сражение. Стоять насмерть и умереть нужно с умом, только 
тогда, когда этим достигается важная цель, лишь в том случае, если она, смерть 
немногих, предотвращает гибель большинства, обеспечивает общий успех. Но в 
данном случае такая необходимость не существовала, и командующий фронтом 
генерал армии Г.К. Жуков был не прав (ВИЖ 1989 №6).

Привожу дословно содержание короткой, но грозной шифровки Жукова: «Войсками 
фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю. 
Приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать».

На Жукова это было похоже. В этом его распоряжении чувствовалось: я – Жуков. 
Его личное «я» очень часто превалировало над общими интересами. (ВИЖ 1989 №6)

Не могу умолчать о том, что как в начале войны, так и в Московской битве 
вышестоящие инстанции не так уж редко не считались ни со временем, ни с силами, 
которым они отдавали распоряжения и приказы. Часто такие приказы и распоряжения 
не соответствовали сложившейся на фронте к моменту получения их войсками 
обстановке, нередко в них излагалось желание, не подкрепленное возможностями 
войск.

Походило это на стремление обеспечить себя (кто давал такой приказ) от 
возможных неприятностей свыше. В случае чего обвинялись войска, не сумевшие 
якобы выполнить приказ, а «волевой» документ оставался для оправдательной 
справки у начальника или его штаба. Сколько приносили войскам эти «волевые» 
приказы, сколько неоправданных потерь было понесено!

Снятые с истринских позиций войска, получившие приказ армии занять оборону у 
Солнечногорска, с тем чтобы сдержать продвижение противника в сторону Москвы, 
форсированным маршем перебрасывались в указанный район. Но уже в пути по 
приказу комфронтом им была изменена задача: вместо обороны они получили 
распоряжение наступать и выбить противника из Солнечногорска. Этот эпизод 
является ярким примером несоответствия желания возможностям. На организацию 
наступления времени не отводилось. Оно началось поспешно, поскольку фронт 
настойчиво требовал наступать немедленно. Поначалу наши войска имели частичный 
успех, несколько продвинувшись вперед, но затем были остановлены и отброшены в 
исходное положение. Противник успел подтянуть достаточно сил для отражения всех 
наших попыток выбить его из города. Правда, врагу тоже не удалось развить успех 
в сторону Москвы.

Войска 16-й армии переживали тяжелые дни. Они напрягались из последних сил, 
чтобы не допустить дальнейшего продвижения врага ни на один шаг. Все мы, от 
солдата до генерала, чувствовали, что наступили решающие дни и что нужно во что 
бы то ни стало устоять. Каждый горел этим желанием и старался сделать все как 
можно лучше. Напрасно некоторые занимающие высокие посты начальники думали, что 
только они могут хорошо справляться с делами, что только они желают успеха, а к 
остальным, чтобы подтянуть их к собственному желанию, нужно применять окрики и 
запугивание… К этим лицам я бы отнес и нашего комфронтом. Доходило до того, что 
начальник штаба армии Малинин неоднократно упрашивал меня намечать КП в стороне 
от дорог, желая избавиться от телефона ВЧ, по которому ему чаще всего 
приходилось выслушивать внушения Жукова. Доставалось и мне, но я чаще находился 
в войсках и это удовольствие испытывал реже

Вспоминаю один момент, когда после разговора по ВЧ с Жуковым я вынужден был ему 
заявить, что если он не изменит тона, то я прерву разговор с ним. Допускаемая 
им в тот день грубость переходила всякие границы. Между тем я не заметил, что в 
соседней комнате находились два представителя Главного политического управления 
Красной Армии. По-видимому они, вернувшись в Москву, сообщили в ЦК об имевшем 
место случае Это конечно мое предположение, но как бы там ни было, на следующий 
день, вызвав меня к ВЧ, Жуков заявил, что ему крепко попало от Сталина. Затем 
спросил, жаловался ли я Сталину за вчерашний разговор. Я ему ответил, что не в 
моей привычке жаловаться вообще, а в данном случае тем более.

Некоторая нервозность и горячность, допускаемая в такой сложной обстановке, в 
которой находился Западный фронт, мне была понятна. И все же достоинством 
военного руководителя в любой обстановке является его выдержка, спокойствие и 
уважение к своим подчиненным. Ни один командир, уважающий себя, не имеет права 
оскорблять в какой бы то ни было форме подчиненных, унижать их достоинство. К 
сожалению у Г.К. Жукова этого чувства не хватало и он часто срывался, причем 
чаще всего несправедливо, как говорят, под горячую руку. К примеру никак в моем 
сознании не мог уложиться тот факт, когда после присоединения к 1-й ударной 
армии генерала Ф.Д. Захарова он предпринял меры для привлечения последнего к 
ответственности за сдачу Клина. И это несмотря на то, что тот уверенно 
руководил действиями войск, сумевших замедлить продвижение противника. К чести 
прокурора, который приехал по распоряжению Жукова, он объективно и справедливо 
рассмотрел выдвинутые против Захарова обвинения и производство дела прекратил. 
(ВИЖ 1989 №6)

На фоне описываемых событий хочу вспомнить один эпизод.

Как-то в период тяжелых боев, когда на одном из участков на истринском