продолжать дальнейший марш на машинах: до Гжатска оставалось не больше десяти 
километров.

Люди на самом деле устали, а шагать еще много. Наступил рассвет. Поэтому было 
принято решение двигаться на машинах к мосту у Гжатска. В целях осторожности 
передовой отряд был усилен двумя танками и броневиком. Кавалерия получила 
задание вести разведку севернее города, установить, где броды и переправы через 
Гжать. Ополченцы следовали на Гжатск во втором эшелоне, обеспечивая нас с 
запада и с юга.

Лобачев загорелся. Ему очень хотелось вперед.

– Может быть, еще застану Ворошилова! – объяснил он свое нетерпение.

Я ему разрешил отправиться с передовым отрядом, но только в бронемашине. И член 
Военного совета уехал.

Тронулась колонна штаба и управления, вытянувшись по одной дороге.

Понятным было общее желание быстрее переправиться через реку и встретиться со 
своими. Невольно ускорив движение, мы близ моста почти наступили на хвост 
головного отряда, который несколько растянулся. И в этот момент над перелеском, 
который мы проезжали, взвилось кольцеобразное облако, и тут же раздался взрыв.

Машины, находившиеся в голове колонны, в том числе и моя машина, рванулись 
вперед. Чем руководствовались мы тогда, совершая этот бросок, трудно объяснить, 
но мы это проделали и, выскочив на открытое пространство, сразу попали под 
обстрел крупнокалиберных пулеметов и танковых пушек.

Все стали рассыпаться в цепь.

На ходу сориентировавшись, я приказал частью сил колонны подкрепить передовой 
отряд, который уже вел огневой бой, находясь на западном берегу Гжати. Машины – 
убрать с дороги и замаскировать. Восемнадцатой дивизии – одним полком сковать 
противника у Гжатска, а главными силами попытаться прорваться значительно 
севернее.

Дело выглядело так. БТ-7 из головного охранения вырвался немного вперед, 
наскочил у моста на противотанковую мину и подорвался. По приближавшемуся 
отряду враг открыл автоматный и пулеметный огонь. В броневик Лобачева угодил 
снаряд-болванка (позже его нашли внутри машины). Отряд спешился и вступил в бой.
 Мост оказался взорванным.

Тут подоспели мы, и вовремя, потому что, видя малочисленность наших, немцы 
пытались переправиться через реку.

Эта попытка была отбита.

Сведения летчика оказались ложными. Он нас направил прямо в лапы врага, 
случайно или нет – не знаю.

Итак, дорога, по которой мы надеялись прорваться к своим, была уже перехвачена 
вражескими частями. Без переправочных средств форсировать Гжать мы по могли. 
Вести затяжной бой – бессмысленно, так как противник стянул бы сюда достаточно 
сил и разделался с нами.

Перед Гжатском временно остались заслоны, а все наши силы незаметно для немцев 
совершили маневр на север, двигаясь перекатами. Отойдя на значительное 
расстояние, мы все еще слышали разрывы бомб на гжатском направлении. Над нами 
пролетали на большой высоте немецкие самолеты, но нас не атаковали.

И опять мы в пути. Двигаемся, опрокидывая немногочисленные вражеские отряды и 
обходя крупные группировки, собирая всех, кому удалось прорваться через 
внутреннее кольцо окружения. Видимо, это кольцо не столь уж плотное. Противник 
крепко держал лишь основные коммуникации.

Были найдены броды через Гжать, и в ночь на 9 октября мы благополучно 
переправились на противоположный берег. Не описываю всех событий, всех стычек с 
немцами, захвата и обеспечения переправ. Следуя на восток, мы вскоре 
выскользнули из сжимавшихся клещей внешнего фронта противника.

Только в лесах севернее Уваровки – в сорока километрах от Можайска – удалось 
наконец-то связаться со штабом фронта. Получили распоряжение прибыть в район 
Можайска.

В этот же день прилетели У-2 за мной и Лобачевым. Я дал указания Малинину о 
переходе на новое место, и мы направились к самолетам. Малинин на минуту 
задержал меня:

– Возьмите с собой приказ о передаче участка и войск Ершакову.