Он диктовал четко, страницу за страницей. И, поражаясь его памятливости, я 
легко рисовал себе картины того уже далекого прошлого. Дореволюционная 
вологодская деревня, высокие дома с подклетьями, рубленные из толстенных бревен.
 Колодезные журавли. Корыта для пойки лошадей и коновязи чуть ли не под каждым 
окном. Это для проезжавших подводчиков, останавливавшихся на ночлег или постой. 
И леса - густые, вековечные вологодские леса, где в ту пору только еще начинали 
по-настоящему стучать топоры. 

Матери Иван Конев не помнил. Она умерла при родах. И рос он на попечении сестры 
отца, тетки Клавдии, пожертвовавшей своей личной жизнью для воспитания 
племянника и младшего брата, тоже сироты, Григория. Этот дядюшка Григорий и по 
годам и по повадкам мало отличался от племянника: вместе играли, вместе ходили 
по грибы, ягоды, вместе ловили пескарей в речушке Пушма, вместе "откалывали" 
разные озорные штуки. Однажды Григорий пообещал Ивану научить его летать. Он 
спустил племянника на полотенце из окна. Избы в тех краях высокие, и Иван завис 
"между небом и землей", а когда полотенце вырвалось из рук дядюшки, упал и 
довольно сильно ушибся. Впрочем, отцу было сказано, что синяки и царапины 
получил, выгоняя из огорода чужого козла. 

С шести лет Иван приучился помогать по хозяйству. В страдную пору, когда все 
взрослые уходили на сенокос или на полевые работы, его оставляли домовничать, 
снабдив краюхой хлеба, кринкой молока и наказав караулить дом. Он мел полы, 
присматривал за курами, кормил их, носил свиньям пойло... 

Дом Коневых, как говорят на Вологодчине, стоял на юру, на бойком месте. В нем 
постоянно останавливались подводчики. Иногда в горнице размещали приказчиков, 
приезжавших от лесоторговцев. Ивану приходилось ставить для них самовар, бегать 
в лавочку за баранками, за махоркой, выполнять мелкие поручения. Приказчики эти 
- народ бывалый, много видавший, любящий побаловаться водочкой, а под хмельком 
и развязать языки. Мальчик с интересом прислушивался к их беседам, рассказам, 
побасенкам и, вероятно, поэтому всегда казался старше своих лет. 

Подростком взялся Иван и за настоящую работу, стал помогать отцу вывозить с 
лесосек бревна. Зимний лесоповал - нелегкое мужское дело. Огромные сосны надо 
подрубить, спилить, свалить в нужную сторону, ошкурить, поднять на сани и 
отвезти к речке Пушма... 

- Работа, конечно, не для мальчика, - говорю я. 

- Не для мальчика, что верно, то верно, - подтверждает маршал. Однако работа 
научила нас многому. Так, благодаря колу и ваге, которыми мы поднимали и 
перехватывали бревна, - улыбается он, - я понял, что такое рычаг первого рода, 
задолго до того, как узнал о нем в школе на уроке физики. 

С большой теплотой вспоминает маршал сельскую трехклассную школу, куда он пошел 
вместе со своим дядюшкой Григорием, будучи на год моложе остальных своих 
однокашников. Преподавал там немолодой уже учитель. Он любил детей, понимал их, 
имел подход к каждому. Человек был, по-видимому, незаурядный. На уроках умел 
увлечь весь класс. Особенно преуспевал Иван в чтении. После первого класса 
соседи уже заставляли его читать письма, а то и старые газеты, которые завозил 
в глушь из города какой-нибудь подводчик. 

В эти годы Иван привязался к сельскому кузнецу Артамонову. Его все в деревне - 
и взрослые и дети - звали Алешей. Был он ярославским рабочим с фабрики 
Корзинкина. За неблагонадежность полиция выслала его из города, как говорится, 
по месту жительства, в деревню Лодейно, и он стал соседом Коневых. В свободные 
часы Иван постоянно торчал в кузнице. Смотрел, как Алеша кует лошадей, 
ошиновывает колеса, наблюдал, как под точными ударами молотка раскаленное до 
вишневого цвета железо приобретает форму подковы или какого-нибудь нехитрого, 
нужного в хозяйстве инструмента. Иногда кузнец разрешал любопытствующему мальцу 
покрутить колесо мехов, подержать оправку, а когда наступал перекур, 
рассказывал всякую бывальщину. Особенно любил Иван его рассказы из русской 
истории - о князе Игоре, о боевых походах Ивана Грозного, о Петре Великом, 
которым сельский кузнец особенно восхищался не только за его полководческие 
качества, но прежде всего за мастерство в ремеслах. 

Был у Коневых еще сосед - тоже Алексей, старый уже человек. Односельчане 
прозвали его Алешка-турка. Прозвали так потому, что отслужил он двадцать пять 
лет в царской армии и участвовал в войне с Турцией. Сидя на завалинке, 
Алешка-турка любил рассказывать ребятам о событиях этой нелегкой войны, о боях 
у Плевны и на Шипке. И особенно нравился им добродушный рассказ о том, как во 
время наступления, желая сократить путь, он, перелезая забор, повис на колу, 
зацепившись за него ремнем ранца, да так и провисел до конца боя, за что не 
понявшее добрых намерений солдата начальство пропустило его потом сквозь строй 
под шомполами. 

- Ничего не попишешь, провинился - терпи, - с пониманием говорил старый ветеран,
 любивший пословицы и афоризмы.