раскачали камни, своды пещеры. В помещения затекла вода, картины отсырели, 
покрылись плесенью. Участвовавшая в разговоре искусствовед Наталья Соколова 
дотронулась носовым платком до поверхности одной из картин, и на платке 
осталось сырое черное пятно. 

- Надо сейчас же все эвакуировать в сухие помещения, - сказал маршал и 
распорядился отвести для этого летний дворец саксонских королей, оказавшийся 
совершенно целым. 

Любуясь Сикстинской мадонной, которая как бы шагала по облакам в голубом сиянии 
небес, прижимая к груди очаровательного малыша, маршал пришел к неожиданному 
решению: 

- Знаете что, отберите десять наиболее ценных полотен, я их отправлю в Москву 
для немедленной реставрации. Самолетом. 

Эта мысль, к его удивлению, повергла Соколову в совершенный ужас. 

- Сикстинскую мадонну самолетом? Бог с вами, товарищ командующий. А если 
самолет упадет? 

- Это отличный самолет. Мой самолет. Опытнейший экипаж. Во фронтовой зоне дадим 
воздушную охрану. Я сам на этом самолете летаю. 

- Но вы же маршал, а она мадонна, - совершенно искренне произнесла Соколова. 

Маршал рассмеялся: 

- Что верно, то верно. Разница кое-какая есть. 

Разговор этот стал достоянием штаба. Отныне, когда речь заходила о каком-либо 
невыполнимом поручении, разводя руками отвечали: "Я же маршал, а не мадонна". 

Через несколько дней командующему доложили, что в подземелье замка Кёнигштейн 
на Эльбе найдена ювелирная коллекция саксонских королей, богатейшее собрание 
предметов искусства из золота, платины, серебра, драгоценных и полудрагоценных 
камней. Это случилось уже после капитуляции Германии и освобождения Праги. Я с 
корреспондентом "Комсомольской правды" Сергеем Крушинским был приглашен 
маршалом посмотреть Находку, обнаруженную при весьма любопытных обстоятельствах.
 

В Кёнигштейне, неприступном замке, увенчивающем высокую гору, находились в 
заключении пленные французские генералы. Когда немецкий гарнизон крепости 
капитулировал, пленных освободили. Один из них доложил занявшему крепость 
подполковнику Штыкову, что по ночам сюда приезжали закрытые машины и эсэсовцы 
сносили в замковое подземелье какие-то тяжелые ящики. Подполковник вызвал 
саперов. Под землей на большой глубине они отыскали замурованный ход в камеру. 
Здесь и нашли ящики, в которых оказалась коллекция, известная всему миру 
искусств под названием "Зеленого свода". 

Вот эту знаменитую коллекцию мы и ехали смотреть в машине маршала. Когда 
въехали в Дрезден, увидели, что от красот города не осталось ничего. Груды 
камня, кирпича, бесформенные и безобразные, громоздились одна возле другой, и 
трудно было даже представить, что здесь стояли дворцы, музеи, соборы. 

И сразу как бы померк великолепный весенний день. Из царства буйной зелени мы 
попали в царство смерти. Проезды между развалинами не были расчищены. Машинам 
пришлось сбавить ход, и страшный смрад сразу окутал нас. Смрад тления. 

- Жители утверждают, что в подвалах, под развалинами полтораста, а может быть, 
двести тысяч человек похоронены, - сказал шофер Губатенко, молчаливый донской 
казак, возивший Конева всю войну. 

- Это верно. Дрезден считался открытым городом, - поддержал ехавший вместе с 
нами искусствовед, хорошо знавший Германию. Ему, кстати, и принадлежала честь 
отыскания коллекции "Зеленого свода". - Открытый город. Поэтому сюда со всей 
Германии съезжались, спасаясь от бомбежек, женщины и дети. Их размещали в, 
общественных зданиях, в подвалах, бомбоубежищах. 

- А я вот все думаю и никак не могу понять, зачем эти бомбежки союзникам 
понадобились, - говорит, обернувшись к нам с переднего сиденья, командующий. - 
Для чего? С какой целью? Разгранлинии наступления были четко прочерчены в 
Тегеране и уточнены в Ялте. Наступали мы, как помните, неплохо. Помощи не 
требовали. Да и не им, а нам предстояло штурмовать Дрезден. И вдруг вот эти 
налеты на открытый город! Самые большие налеты, сделанные ими за всю войну. 
Возмездие? Так зачем же бить по открытому городу? С военной точки зрения это 
полная нелепость. С точки зрения общечеловеческой - варварство. Да, у этих руин 
есть над чем призадуматься. 

Когда машины наконец пробрались через разбомбленный центр в совершенно