терявший самообладания в любой сложной ситуации, заметно волновался. Он 
говорил: 

- Это был самый памятный, самый счастливый день в моей жизни. 

Этот день маршал любил вспоминать. Образ Ленина он носил в своей памяти, и мне 
не забыть, как в финале войны, наблюдая с крыши высокого дома, как передовая 
часть его фронта, форсировав Трептов-канал, прорвалась в Берлин, в эту, может 
быть, самую волнующую минуту своей полководческой жизни маршал задумчиво 
произнес: 

- Вот если бы это видел Владимир Ильич Ленин! 

НА НОВЫЕ ПУТИ 

Вернувшись на Дальний Восток, Иван Степанович снова ведет привычную уже ему 
комиссарскую работу. Он комиссар дивизии, потом становится комиссаром штаба 
Народно-революционной армии, затем комиссаром 17-го Приморского стрелкового 
корпуса. 

В постоянном общении с выдающимися военными деятелями того времени Конев 
расширяет свой кругозор, приобретает навыки работы в большом штабе. Школа. 
Лучшая школа - жизнь. И учит жизнь молодого комиссара быть чутким, человечным, 
снисходительным к мелким недостаткам людей и в то же время твердым, непримиримо 
принципиальным, даже жестоким, когда речь идет о врагах революции, о врагах 
партии. Много читает, много раздумывает над прочитанным. 

Эти комиссарские качества, это сочетание человечности и непримиримости, которые 
воспитывает в себе Иван Конев, ярко проявляются, когда осенью 1924 года он 
переводится в Московский военный округ военкомом и начальником политотдела 17-й 
стрелковой дивизии. 

В те дни троцкизм стал серьезной угрозой единству партии. Опытные ораторы и 
демагоги, оппозиционеры умеют ловко перевернуть любую истину вверх ногами, 
играть на людском тщеславии, беззастенчиво клеветать. Есть троцкисты и в армии. 
И на высоких постах. 

Вот тут-то в борьбе с троцкизмом и проявляются комиссарские качества Ивана 
Конева. Он хороший оратор, но на трибуне обычно немногословен. Побеждает 
логикой, знанием предмета, глубиной суждения. С троцкистами в армии он борется 
беспощадно. И в этой борьбе продолжает закаляться его характер. 

Имя Конева уже известно и за пределами военного округа. У молодого годами 
комиссара добрая слава принципиального, сильного человека. И вот его вызывает к 
себе Климент Ефремович Ворошилов, тогда заместитель народного комиссара по 
военным и морским делам и командующий войсками Московского военного округа. 

Кто в стране не знает этого славного полководца! О нем поют песни, его имя 
овеяно легендами. Конев еще не видел его, и воображение рисует эдакого витязя 
на богатырском коне. Первое, что поражает Конева, когда он оказывается в 
кабинете Ворошилова, - его невысокий рост, негромкий голос и какая-то 
ненарочитая простота в общении. 

- Давно уже наблюдаю за вами, - говорит Климент Ефремович, с откровенным 
интересом приглядываясь к Коневу - Знаете, вы ведь комиссар с командирской 
жилкой. Счастливое сочетание. 

Помолчали. 

- Сейчас мы проводим в армии единоначалие. Как вы смотрите на эту меру? 

Светлые глаза так и впиваются в лицо посетителя. 

- Положительно, товарищ командующий, - искренне отвечает Конев, стараясь 
угадать, к чему же клонит его собеседник. 

- Вот и хотим мы вас сейчас, так сказать, передислоцировать на командную 
должность. Нам как раз нужны командиры с комиссарской душой. Что вы на это 
скажете? А? 

Конев задумывается. Предложение заинтересовало. Но он говорит: 

- Поучиться бы мне перед этим. Командной работы я не боюсь. Но ведь я практик. 
Семь классов да опыт гражданской войны. А теперь армия другая. 

Ответ явно понравился Ворошилову. 

- Правильно, товарищ Конев. Очень правильно. Время не то и армия не та. Опыта и 
революционной инициативы для командира теперь мало. Знания нужны, глубокие 
знания. Надо овладеть всем, что есть в военной науке... Вы человек совсем еще