что, когда 
решат приступить к его осуществлению, Гендерсону направят срочную телеграмму 
(для передачи Гитлеру) с предложением о визите английского премьера. Но в какую 
форму облечь предложение? Это должно было зависеть от ожидавшегося выступления 
Гитлера на съезде в Нюрнберге. О том, с каким усердием Чемберлен заранее 
приспосабливался к настроениям «фюрера», свидетельствует неподписанный 
меморандум от 12 сентября, находящийся в досье бывшего английского премьера и 
составленный, как можно судить, Вильсоном.
      
      «Если речь будет „прискорбной“, нам придется заявить, что премьер-министр 
с сожалением должен сделать на основании этой речи вывод, будто г-н Гитлер, 
по-видимому, не усматривает возможности удовлетворительно решить проблему 
мирными средствами.
Премьер-министр еще не пришел к столь пессимистическому выводу и полагает, что 
можно найти какой-то выход. По его мнению, этот выход лучше всего искать в 
рамках прямого обмена мнениями между г-ном Гитлером и им. Он намерен прибыть в 
Берлин… (дата) в… часов. Времени, разумеется, мало, и поэтому он вынужден 
уведомить о своем прибытии лишь незадолго до него. Он, однако, надеется, что 
г-н Гитлер пожелает встретиться с ним. Премьер-министр готов прибыть в любое 
место, которое будет сочтено подходящим для этой цели.
Если же выступление произведет впечатление «умеренного», послание следует 
сформулировать так: после изучения текста этой речи премьер-министр вправе 
думать, что наши усилия добиться мирного и удовлетворительного решения окажутся,
 возможно, успешными».
      
      После отъезда Гендерсона в Берлин 31 августа для Чемберлена начались дни, 
полные напряженного ожидания. Пристально следя за развитием обстановки, он 
должен был определить момент для осуществления своего замысла. «Если он удастся,
 – писал в те дни премьер в одном из частных писем, – его значение выйдет за 
пределы настоящего кризиса и, возможно, представится случай осуществить полную 
перемену международной обстановки».
      Пожалуй, трудно найти в английской истории другой пример, когда личные 
взгляды и расчеты человека, стоявшего у штурвала государственного корабля, так 
полно и красочно выражали бы мировоззрение и надежды ее социальных «верхов». 
Кость от кости своего класса, сын видного идеолога британского империализма, 
сам крупный фабрикант, Невиль Чемберлен впитал с молоком матери характерное для 
состоятельных кругов Англии предубежденное отношение к неизбежному движению 
времени. Его характер, как политического деятеля, формировался в ту эпоху, 
когда солнце Британской империи начало быстро клониться к закату. Многолетние 
усилия остановить необратимый процесс развили в нем редкое упрямство, а 
неизменная поддержка со стороны крупного капитала – неоправданную 
самоуверенность. «Он считал себя способным, – ядовито замечает У. Черчилль, – 
понять все проблемы Европы и даже всего мира… У него было свое законченное 
мнение обо всех политических деятелях того времени в Англии и в других странах, 
и он считал, что может иметь дело с любым из них».
      Те, кто привел Чемберлена к власти, не были смущены некогда брошенной 
Ллойд Джорджем фразой, что политические взгляды нового премьера ограничены 
кругозором «провинциального фабриканта железных кроватей». Они и не ждали от 
него откровений. Им нужен был послушный исполнитель, способный провести в жизнь 
замыслы наиболее реакционных и антисоветски настроенных кругов. Разумеется, 
прогрессивное общественное мнение страны могло поставить на этом пути немало 
преград. Тем более ценным казалось английским тори пресловутое упрямство нового 
главы кабинета.
      Пытаясь реабилитировать политический курс правящих кругов западных держав 
накануне второй мировой войны, буржуазная наука фальсифицирует подлинный смысл 
позорного мюнхенского сговора. Все дело она пытается свести к случайному 
стечению обстоятельств, к слабостям и ошибкам отдельных политических деятелей и,
 в частности, Чемберлена. Указывая на отсутствие гибкости ума как на наиболее 
характерную черту английского премьера, Дж. Уиллер-Беннет пишет, что Чемберлен 
к тому же не любил «окольных» путей дипломатии и предпочитал более прямые 
методы, употребляемые в торговле. «Обладая мышлением бизнесмена, он привык к 
заключению сделок, в результате которых, хотя вкладчики и акционеры какой-либо 
вспомогательной компании могут временно понести ущерб, корпорация в итоге будет 
в выигрыше».
      Не рискуя оспаривать губительные для дела мира последствия Мюнхена, 
буржуазная историческая наука на все лады фальсифицирует мотивы, какими 
руководствовались его организаторы. Главный аргумент, который обычно приводится 
в этих целях, сводится к следующему. Чемберлен якобы находился перед «ужасным 
выбором»: военное столкновение с Германией или попытка договориться с Гитлером. 
Но если альтернативой «умиротворению» была война, мог ли Чемберлен пойти на 
этот риск, когда Англия еще была не готова к такому испытанию?
      Огромный интерес в связи с этим представляют ставшие доступными протоколы 
секретных заседаний английского правительства. В отличие от документов, 
опубликованных ранее Форин оффисом и содержащих ли