го Союза, установление гегемонии США в мире.
      Этот опасный для человечества политический курс был облачен в безобидную 
на первый взгляд форму закона о «нейтралитете», явившегося компромиссом 
демократов и республиканцев. Он позволял Белому дому выжидать дальнейшего 
развития событий и иметь свободу для политического маневрирования. В те месяцы 
1935 г., когда фашистская Италия концентрировала войска в Африке, вашингтонские 
конгрессмены спешно согласовывали окончательную редакцию закона. Его приняли 
буквально в последнюю минуту, когда оттягивать было нельзя – 31 августа 1935 г. 
В Эфиопии заканчивался период дождей, и в любой день могло последовать 
итальянское вторжение.
      Закон о «нейтралитете» пагубно сказался на развитии событий в мире. А 
роковое влияние на судьбу Эфиопии проявилось уже в день его подписания.
      Центральным пунктом закона было обязательное эмбарго (запрет) на продажу 
вооружения воюющим странам. Формально провозглашая «равное» отношение США к 
обеим сторонам в конфликте, в действительности закон был на руку агрессору. Он 
наносил удар в спину жертве агрессии, лишая ее возможности приобрести оружие 
для обороны.
      Закон разрешал торговлю с воюющими государствами прочими товарами, в том 
числе стратегическими. Это тоже было выгодно фашистской Италии, использовавшей 
сырьевые ресурсы США для бесперебойной работы военной промышленности46. Как 
могла Эфиопия использовать железную руду или хлопок, не имея сталелитейных 
заводов или заводов по изготовлению взрывчатых веществ?
      Показательна реакция фашистских держав на закон о «нейтралитете». 
«Америка для лас не опасна, – заявил Гитлер, – ибо ею принят закон о 
нейтралитете» (4).
      
Эфиопия – первая кровь «умиротворения»
      
      3 октября 1935 г. итальянские части без объявления войны вторглись на 
территорию Эфиопии. Фашистская авиация бомбила Адуа. Началась итало-эфиопская 
война.
      В тот же день в Риме было опубликовано официальное коммюнике. В нем 
цинично утверждалось, что проведенная Эфиопией мобилизация якобы представляла 
угрозу для итальянских войск в Африке. Далее в коммюнике говорилось:
      
      «…непрерывная и кровавая агрессия, которой Италия подвергается на 
протяжении последних десяти лет и которая документально подтверждена в 
итальянском меморандуме47, находится, таким образом, на пороге перехода в новую 
фазу, характеризующуюся более крупными действиями и более широким размахом, что 
влечет за собой серьезную и непосредственную опасность, которая очевидна и для 
предупреждения которой элементарные соображения безопасности требуют принятия 
немедленных мер.
Верховное командование в Эритрее получило, в силу этого, приказ действовать в 
соответствии с обстановкой.
Итальянские войска занимают некоторые выдвинутые позиции за линией наших 
укреплений».
      
      Публикация коммюнике являлась наглым вызовом мировому общественному 
мнению и показывала, насколько распоясался итальянский фашизм, поощряемый 
западными державами.
      В поток событий, связанных с итало-эфиопским конфликтом, была вовлечена и 
Лига наций, которая провозгласила своей задачей «установить господство 
справедливости».
      
      «Члены Лиги, – говорилось в ее Уставе, – обязуются уважать и сохранять 
против всякого внешнего нападения территориальную целостность и существующую 
политическую независимость всех членов Лиги.
…Определенно объявляется, что всякая война или угроза войны, затрагивает ли она 
прямо или нет кого-либо из членов Лиги, интересует Лигу в целом и что последняя 
должна принять меры, способные действенным образом оградить мир наций».
      
      Агрессия Италии была явной, и внимание мира было устремлено на Лигу наций.
 Ей пришлось действовать.
      Положение Англии и Франции, стоявших у штурвала Лиги, было весьма 
затруднительным. Корабль Лиги, придя в движение, грозил протаранить дружбу с 
Италией, а тем самым и потопить надежды на англо-французское сотрудничество с 
фашистскими державами.
      Однако следует отдать должное женевским «капитанам»: опасность они 
увидели издалека. Как только стало известно намерение негуса обратиться в Лигу 
в связи с инцидентом в Уал-Уал, они сразу же принялись отговаривать его от 
официального обращения. В Рим полетели настойчивые советы последовать мудрому 
примеру французского генерала Лиотэ. Не более как десять лет назад он разгромил 
освободительное восстание в Марокко, голодом и жаждой вынудив повстанцев 
сложить оружие.
      Однако Муссолини не хотел ничего слышать. Его амбиция требовала грома 
пушек и «блистательной» победы над безоружным народом. Новое кровавое побоище 
должно было затмить поражение под Адуа и восстановить «честь» Италии как 
империалистического хищника. Щедрые предложения Лондона и Парижа, проявивших 
готовность устроить англо-франко-итальянский мандат на Эфиопию (хотя та 
являлась членом Лиги наций!), итальянский диктатор отверг.
      Вторжение итальянских армий в Эфиопию привело в действие механизм Устава 
– встал вопрос о санкциях.
      
      «Лига наций, – отмечал в своих мемуарах Черчилль, – взялась за спасение 
Абиссинии, заранее убежденная в том, что ничем нельзя помешать вторгшимся 
итальянским армиям».
      
      Тактика Англии и Франции в Лиге наций сводилась к тому, чтобы, подняв 
па