оторый и сейчас испытывает сомнения в 
отношении России, глубоко озабочен в отношении России завтрашнего дня. Он 
рассматривает коммунизм прежде всего как воинствующую религию, последователи 
которой контролируют 150 млн. человек, огромную территорию и неограниченные 
природные ресурсы. Россия искренне хочет мира на всех фронтах и будет 
стремиться к этому еще много лет. Но что представит собой Россия, когда будет 
организованной, сильной и снаряженной…
Попытается ли она повторить триумфы ислама?34 И будет ли Германия тогда 
рассматриваться как потенциальный враг Европы или как ее передовое укрепление, 
как угроза или же как защитник новых наций в Восточной Европе? Кто мог бы 
ответить сегодня на эти вопросы?»
      
      Статья лорда Лотиана явилась своего рода манифестом политики 
«умиротворения», которой все более руководствовалось британское правительство. 
В то время как Европу охватила тревога в связи с быстрым наращиванием военного 
потенциала фашистского рейха, оно наставительно провозгласило устами Лотиана: 
Германия «не хочет войны», надо лишь удовлетворить ее «законные» претензии. А 
«опасность», мол, надвигается с Востока… Нетрудно представить, какой вред 
причинил провозглашенный Англией курс делу коллективной безопасности, какой 
неоценимой помощью стал он для гитлеровцев.
      Желая задним числом реабилитировать политику «умиротворения», буржуазные 
историографы пытаются создать впечатление, будто она явилась лишь результатом 
простительных слабостей и ошибок тех или иных политических деятелей. Так, 
английский исследователь Э. Робертсон утверждал, что «фатальный курс 
умиротворения и затем война» были результатом «психологического недопонимания, 
ошибочных соглашений и неудачного выбора времени для предпринимавшихся шагов».
      Дж. Голсуорси как-то назвал Англию «Островом фарисеев». Попытки скрыть 
крупные пороки политики за мелкими слабостями тех, кто ее проводил, не может не 
создать впечатления, что для своего утверждения романист имел достаточные 
основания.
      Подлинные истоки политики «умиротворения» были скрыты от широкой публики. 
Образно говоря, они таились где-то в Гималаях – европейская политика Англии 
решалась и строилась в рамках интересов империи. В «опасной» близости к ее 
огромным пространствам мужала Советская страна. Самим фактом своего 
существования она звала народы на борьбу с империализмом. Британские правящие 
круги видели в ней главного врага. Укоренившаяся в практике английской 
дипломатии традиция воевать чужими руками подсказывала, что фашистская Германия 
является «естественным» союзником. Следуя своим «человеческим слабостям», 
Саймон и те круги английской буржуазии, чьи взгляды он выражал, спешили 
подкормить Гитлера, чтобы тот имел достаточно сил для «искоренения» коммунизма.
      На формирование политического курса лондонских «миротворцев» влияли, 
конечно, и факторы европейского плана. Франция с ее революционными традициями, 
с острыми социальными кризисами и быстро надвигавшимся могучим валом левых сил 
вызывала растущее недовольство в Лондоне. Намерение Барту заключить военный 
союз с СССР пугало перспективой нарушения баланса сил в Европе и в случае 
возникновения вооруженного конфликта – неизбежным поражением фашистского рейха 
и «большевизацией» всего континента. Эти соображения усиливали стремление 
договориться с Германией, которую рассматривали как более надежного и желанного 
партнера, нежели Франция. Английское «умиротворение» имело отчетливый 
антифранцузский привкус,
      
      «Есть только одно средство спасения Европы, – говорил Саймон 
американскому дипломату X. Вильсону весной 1935 г., – вовлечение Германии в 
содружество. Не только он лично, но и правительство полагает, что нетерпима 
никакая попытка изолировать или окружить Германию».
      
      Формула Саймона была рассчитана на борьбу против коллективной 
безопасности. Она означала упорное возвращение к проекту «содружества с 
Германией», то есть «Пакту четырех». Но открыто проводить такой политический 
курс было нельзя. Устроенный общественными организациями Англии «Плебисцит 
мира», в котором участвовало свыше 11,5 млн. человек (примерно столько же 
голосует на выборах в парламент), показал их единодушную волю 
противодействовать агрессивным поползновениям фашистских держав. Из них 75% 
высказались за принятие коллективных мер.
      Учитывая обстановку в стране и настроения общественности, правительство 
Англии решило прикрыть свою политику фальшивым тезисом, будто именно во имя 
сохранения мира надо «умиротворить» фашистские державы, удовлетворив их 
«законные» требования.
      Политика «умиротворения» находила сторонников и на французской почве. 
Экономический кризис, вспыхнувший там несколько позже, чем в других 
капиталистических странах, продолжал бушевать. К началу 88
      1935 г. количество безработных, по официальным данным, достигало 500 тыс. 
человек (в действительности раза в 3 больше). Накал классовой борьбы – вместе с 
рабочими в нее втягивались крестьяне и значительные слои мелкой буржуазии – 
быстро нарастал. Угроза фашизма, о чем свидетельствовал путч 6 февраля 1934 г.
35, усилила стремление трудящихся к единству. По инициативе коммунистической 
партии на базе единого рабочего фронта начал складываться Народный фронт. В 
этих условиях самые реакционные круги французской буржуазии стали ск