кабельтовов, противник сделал первый выстрел, но ядро не долетело до русских 
кораблей. Несколько уменьшив дистанцию, "Владимир" открыл ответный огонь. Его 
первое ядро упало правее "Террибл". Завязалась перестрелка. Бутаков стремился 
сблизиться с противником, однако подойти к нему ближе чем на тринадцать 
кабельтов он не мог, чтобы не оторваться от отряда и не остаться одному против 
превосходящих сил врага. Но все же "Владимир" оказался ближе всех к неприятелю, 
и на нем сосредоточился весь огонь; на корабле появились повреждения и жертвы. 

Видя, что неприятель продолжает, удаляться и уже находится примерно в тридцати 
милях от Севастополя, командир отряда приказал прекратить погоню и возвратиться 
в базу. 

14 июля англо-французский флот снова попытался приблизиться к Севастополю. 
Более двадцати кораблей противника подошли к городу, но огонь береговых батарей 
заставил их отойти к мысу Лукулл. 

Угроза вражеского нападения на крымское побережье нарастала с каждым днем. 1 
сентября 1854 года около 10 часов утра севастопольцы увидели на горизонте 
пароходы, а около полудня телеграф мыса Лукулл сообщил, что с юга тремя 
колоннами идет огромный неприятельский флот. Поднявшись на вышку библиотеки, 
Корнилов и Нахимов долго следили за вражескими судами - их было не менее 360. 
Вся эта грозная масса двигалась по направлению к Евпатории, 

Корнилов приказал, чтобы все корабли русской эскадры были приведены в боевую 
готовность. К несчастью, из-за противного ветра русские парусные корабли не 
могли немедленно двинуться навстречу врагу, а к вечеру ветер и вовсе стих. 
Мощный паровой флот противника беспрепятственно стал на якорь у Евпатории. 

Оставалось надеяться лишь на то, что избранная главнокомандующим Меншиковым 
позиция на реке Альме окажется чрезвычайно сильной и десант противника будет 
разгромлен тотчас после высадки. Но эти надежды не оправдались. Меншиков не 
верил в возможность неприятельского десанта в Крыму. За два дня до высадки 
вражеских войск он уверял генерал-адъютанта Анненкова, что "неприятель никогда 
не мог осмелиться сделать высадку, а по настоящему позднему времени высадка 
невозможна"{39}. 

Меншиков ничего не сделал для того, чтобы альминскую позицию превратить в 
непреодолимый для противника рубеж. Больше того, он проявил преступную 
халатность и во время высадки на крымское побережье огромной неприятельской 
армии (62 тысячи человек при 134 орудиях), продолжавшейся с 1 по 7 сентября. 
Ничего не предпринял Меншиков и после того, как армия противника высадилась. У 
него вообще не было какого-либо определенного плана боевых действий. 

Русские войска на Альме сражались храбро и стойко. Очевидец рассказывал: 
"Артиллерия наша дивно громила неприятеля, - ряды их редели приметно, и что же? 
Недостало "нарядов... Стыд и позор!.. Прекрасно распорядились!.. И 
артиллерийское дело, так блестяще начатое, должно было прекратиться в самом 
разгаре!.. Пошли в штыки, но картечи неприятельские целыми рядами клали наших. 
Несмотря на это, не только поработали вдоволь штыки, но и приклады русские"{40}.
 

Меншиков даже не позаботился на случай отступления своей армии сделать высоты, 
находящиеся в ее тылу, недоступными, а ведущие к ним тропы непроходимыми. Не 
лучше вели себя и другие генералы. Находившийся на левом фланге генерал 
Кирьяков покинул свои позиции, оставив высоты, господствующие над дорогой к 
Севастополю. Первые же французские батареи, беспрепятственно занявшие эти 
высоты, открыли ураганный огонь по тылу правого крыла русских войск. Несмотря 
на тяжелые условия, в которых очутились русские войска, они отошли только после 
того, как факт обхода их противником стал очевидным. 

Распорядившись об оставлении в Севастополе восьми резервных батальонов, 
Меншиков отходил со своей армией к Бельбеку. 

Утром 9 сентября Корнилов собрал на совет флагманов и командиров кораблей. Он 
высказал перед собравшимися свою мысль о том, что если англо-французская армия 
овладеет северными укреплениями, то даже самое геройское сопротивление не 
спасет Черноморский флот от гибели. Поэтому Корнилов предлагал выйти в море и 
атаковать соединенный англо-французский флот, стоявший у мыса Лукулл. "Когда я 
вошёл, - вспоминал впоследствии Бутаков, - Корнилов стоял в глубине комнаты на 
каком-то возвышении, и Вукотич только что говорил, что лучше выйти в море и 
сразиться. Тотчас за этим последовало заявление капитана 1-го ранга Зарина, что 
выгоднее затопить вход старыми кораблями и командами подкрепить гарнизон... 
Споры кончились словами Истомина к Корнилову: "Что вы прикажете, то мы и будем 
делать"{41}. 

Предложение Зарина совпадало с директивой русского командования о заграждении 
входа на Севастопольский рейд путем затопления старых кораблей и об усилении 
обороны города за счет освободившихся команд и корабельных орудий. Выполнение 
этого решения сыграло огромную роль в защите Севастополя. Об этом лучше всего 
свидетельствует донесение французского адмирала Гамелена, отправленное им в те