- Начнем? 

- Начнем!.. 

Он совмещал мне кости, гипсовал и вообще работал 40 минут. Я эти 40 минут, как 
принято говорить в таких случаях, не забуду никогда. У него была оригинальная 
методика. Правильность своих действий он проверял по моей реакции. Как только 
он составлял обломки костей и меня передергивало, майор удовлетворенно 
бормотал: "Хорошо, хорошо..." Поэтому ему был не нужен наркоз. 

Первые минут десять я молчал, покрываясь холодным потом. Еще примерно такое же 
количество времени я мычал. Потом перешел на рычание вперемешку с невнятными 
ругательствами, К тому времени пот почему-то высох. Примерно к 30-й минуте я 
ощутил непреодолимо страстное желание дать ему в ухо! Внутренний голос говорил, 
что этого не следует делать. Ну, очень хотелось! Я мысленно прикинул, куда он 
покатится, решил сосчитать до десяти и воплотить свое желание в жизнь. 

- Маша, - вдруг услышал я, - заверника-ка ему правую, он сейчас мне врежет. 

Сказано это было очень спокойно, но сестра (крупная пожилая женщина) вцепилась 
в мою правую мгновенно. Я обмяк. Он меня очаровал. Мне даже стало не так больно.
 

Доктор был психолог. То ли его раньше в аналогичных случаях судьба не уберегла, 
то ли все было написано у меня на лице - не знаю. Но он отдал соответствующее 
распоряжение исключительно вовремя. Он поймал момент. За это его нельзя было не 
уважать. Да и работу свою он в скорости закончил, облепив руку гипсом и 
прихватив бинтом, повесил ее на косынку. 

Мы выкурили с ним еще по сигарете. Пока мы курили, я сказал ему, что он сволочь 
и садист. Это фабула, говорил я значительно больше и цветистее. 

Он не обиделся. Выпил принесенную медсестрой мензурочку спирта, выдохнул, 
глубоко затянулся, выпустил дым театрально развел руками: "Ну, что делать, 
сволочь так сволочь! Работа такая". 

Расстались вежливо, но несколько прохладно. 

Я вернулся в лагерь, собрал вещички и, отпущенный "папой", покатил в Москву на 
каком-то попутном автобусе. 

Как всегда в таких случаях, дорога была удивительно неровная. Пальцы опухали 
прямо на глазах. Пока я добрался до Москвы, они превратились в какие-то 
багрово-сине-зеленоватые сардельки. 

Женщина - дежурный врач в медпункте академии, испуганно взглянув на мою руку, 
сказала, что она терапевт, что делать с такой рукой - не знает, и 
порекомендовала обратиться в травмпункт. 

- А где травмпункт? 

- Не знаю! 

- Ну хотя бы примерно? 

- Не знаю! 

Было уже темно и достаточно поздно. Злой, как черт, я вышел на улицу. Произвел 
опрос прохожих. Кто-то вспомнил, что если сесть на такой-то автобус, проехать 
четыре остановки, то будет травмпункт. Я поехал, пугая пассажиров скорбной 
миной и чудовищной рукой. Травмпункт оказался на месте, но детский. 

- Так вы, может быть, сделаете что-нибудь? - спросил я. 

- Нет, у нас детский, а вы... извините, никак! 

Я действительно никак на дитятю не походил. 

- А где взрослый травмпункт? 

Тут, спасибо, подробно все рассказали. Добрался! А там, о счастье, точно такой 
же бухарик, как в госпитале. И, наверное, по этой причине предельно лаконичный. 


- Косынку сымай! 

Снял. Он взял ножницы и красивым широким движением взрезал бинты. Крякнув, 
раздвинул гипс и потом снова его сжал.