Вопрос умирает. Можно ли привести пример большего формализма? Можно и нужно 
было сказать: "Товарищи офицеры, вот вам перечень, прочитайте из него то, что 
сочтете необходимым". Но было сказано: "Обязательно прочитать!" 

Все обязательно не прочитали, и за это никто не спросил. С этого дня читать 
начали то, что считали нужным сами. И очень хорошо получалось, должен я 
отметить. 

Конспекты первоисточников - о, это симфония. Кафедр общественных наук в 
академии было две. Под крышей одной собраны были: научный коммунизм, 
марксистско-ленинская философия и политэкономия; под крышей другой: история 
КПСС и партийно-политическая работа. К каждому семинару огромный перечень 
литературы, который необходимо не просто прочитать, а подчеркиваю обязательно 
законспектировать. Поскольку сделать это опять физически невозможно, то народ 
изощряется, как может. Реально в полном объеме не конспектировал никто. Двое 
конспектировали частично. Это я точно знаю. Остальные списывали. Но здесь тоже 
были вариации. Примерно половина эксплуатировала собственных жен. Другая 
половина сдирала самостоятельно, чисто механически, не утруждая себя попытками 
вникнуть: о чем же там? Потом начинался процесс имитации глубокомыслия. На 
полях в произвольном порядке расставлялись восклицательные и вопросительные 
знаки, галочки и птички, кто-то что-то подчеркивал с помощью цветной пасты. 
Некоторые "стружили" на листы конспектов цветные карандаши и растирали с 
помощью бумажки, оттеняя таким образом наиболее важные, по их мнению, места. 

Потом я распределял вопросы семинара, по не просто: один вопрос - один человек, 
а так, чтобы была так называемая "активность". В зависимости от объема 
семинарского занятия на каждый вопрос отвечали от двух до пяти человек. 

С одной стороны, это старо, как мир, а с другой - никто ничего не терял. Группа 
была умненькая. По этой причине аргументированно спорить в ней почти все были 
горазды, главное было - втянуться в семинар, а там уже страсти раскалялись так, 
что и остановить было трудно. Спорили от души, конспектировали формально, а 
знания стремились получать все-таки не формальные. Поскольку система была, во 
всех академиях совершенно одинаковой, то каждый год академии выплескивали в 
войска все новые толпы формальных неформалов или неформальных формалистов - 
кому как нравится. Это одна из причин того, почему "рыба" под названием КПСС 
столь бесславно и быстро сгнила. А армия, 90 процентов офицерского состава 
которой были коммунистами, в лучшем случае безучастно наблюдала за этим 
процессом. Такова она, цена махрового формализма. 

Хорошее это слово - традиции, и смысловая нагрузка этого слова высока. Но это 
если к ним, традициям, подходить с позиции здравого смысла. А если как-нибудь 
по-другому? Традиционно две десантные группы первого курса составляли 
академическую похоронную команду. Почему именно десантные?.. Все остальные 
ходили на парад, а мы - нет. Раз так, надо же нам найти какое-то дело. Парад - 
мероприятие плановое, а похороны - стихийное. 

Позволю себе напомнить, что в академии я учился с 1982-го по 1985 год. За этот 
период только Генеральных секретарей из жизни ушло трое. А там еще Маршалы 
Советского Союза Баграмян, Устинов, член Политбюро ЦК КПСС Пельше. И еще масса 
других менее известных, но не менее значительных лиц. Работы нам хватало. Мы 
носились с похорон на похороны с интенсивностью пожарников. Я по воле 
заместителя коменданта города Москвы полковника Макарова почему-то постоянно 
попадал в пару, на которую возлагалась обязанность несли портрет. По этому 
поводу в мой адрес сыпалось достаточное количеству, мягко говоря, двусмысленных 
шуток. А В. А. Востротин ехидно сформулировал, в чем тут дело: 

- Тебя, Иваныч, Макаров к портрету постоянно приставляет за природную 
ласковость лица. 

Похороны - это горе. Ушедший был чьим-то мужем, отцом, дедом или даже прадедом. 
Но это внешне. А мы в силу своих специфических обязанностей соприкасались с 
процессом изнутри. На мой взгляд, это было довольно противно. Кто-то из родни, 
при содействии комендатуры, ревниво читает надписи на венках и ведет 
скрупулезный подсчет приславших их организаций и персоналий. Кто-то кропотливо 
считает венки, заботливо при этом приговаривая: "Вот если принесут еще два, то 
будет столько же, сколько было у такого-то, что, к сожалению, значительно 
меньше, чем было у такого-то, но зато, к счастью, несравнимо больше, чем у 
такого-то". При чем здесь сожаление и счастье - непонятно. Здесь же ребята из 
КГБ деловито "шмонают" венки на предмет наличия взрывчатых веществ. Им плевать, 
от кого те венки, работа у них такая. 

Какая-то пожилая, настырная родственница озлобленно пытается доказать Макарову, 
что медали должны быть разложены индивидуально, на отдельную подушечку. Макаров 
ей отвечает, что такая привилегия предусмотрена только для орденов. Но 
родственница никак не может успокоиться: "Он был такой человек, а вы!" 

Слышится чей-то зычный, без стеснения голос: "Поторопите там этих старых хрычей.
 Пора тело выносить!"