однажды за это время легко раненного; и второго, который вообще повоевать не 
успел. Во всяком боевом эпизоде, как, впрочем, и во всякой войне, всегда бывает 
первый и последний убитый. Ничего тут не поделаешь - судьба. 

Убитым все равно: часом позже, часом раньше угодить в морг, а вот раненых, а их 
было семеро, следовало срочно отправлять. И тут обозначила себя проблема, 
которую я в пылу завершения боя сразу не заметил. Колонна проскочила по колее 
вдоль канала и теперь стояла, лишенная маневра и оттого отчасти беспомощная. 
Слева, в считанных сантиметрах, мощные дувалы, справа канал. В таких условиях 
развернуть машину на месте не сумеет самый искусный механик-водитель. Пятиться 
задним ходом полтора километра, которые мы успели проскочить вдоль канала, 
глупо, да и времени займет много. Вперед по карте канал простирался еще 
километра на три и терялся в гуще кишлаков, и, насколько хватало глаз, вдоль 
колеи тянулись дувалы. Где-то и как-то надо было разворачивать колонну. 
Прихватив с собой двух автоматчиков и сапера, я пошел вперед вдоль канала в 
надежде найти слабенький дувал и поле за ним. Замысел был прост: ломаем или 
рвем дувал (это как получится), втягиваем колонну на поле и через тот же пролом 
выводим, только в обратном направлении. Метров через 250 удача блеснула зубами 
в ослепительной улыбке. Невысокий, метр двадцать - метр тридцать, дохленький 
дувальчик, а за ним большое, метров в сто в длину и до 70 метров в ширину, 
ровное поле. До этого поля и после этого поля дувалы мощные, высокие - с ними 
бы пришлось серьезно повозиться. Обрадовался я, обрадовался сапер, набежавшие 
его подчиненные даже рвать ничего не стали. Нашли здоровенную трещину, 
заправили ломы, качнули... расшатали, отвалили и сбросили в канал огромный 
кусок дувала, потом еще один. В считанные минуты проход на поле был готов. 
Командир роты протянул колонну, и первый БТР, рыча, вполз на поле. Но 
обрадовался я, как тут же выяснилось, рано. Кто-то умный, расчетливый, 
предусмотрительный походил, посмотрел и оценил здесь все до меня. Если 
разворачивать колонну, то только в этом месте. БТР рыкнул, переключая передачу, 
дернулся вперед, и грохнул взрыв. Я стоял от него метрах в десяти, на что-то 
там отвлекся и когда через несколько секунд снова начал нормально соображать, 
то обнаружил себя сидящим на грязном поле с сильной болью в обеих ногах ниже 
колена. Голенища сапог были в глубоких метинах от комьев глины. Я машинально 
провел по ним руками, отыскивая дыры от осколков. Но... дыр не было. Я встал. 
БТР словил мину внешней стороной гусеницы. У него отлетело три катка, до двух 
метров гусеницы. Я поискал глазами лежащих или сидящих потенциально убитых или 
раненых. Таковых не оказалось. Около БТРа стоял, глотая воздух, как глушеный 
карась, механик-водитель и какими-то неуверенно-печальными движениями 
размазывал кровь из разбитого носа. В люке БТРа очумело тряс головой в 
шлемофоне сержант. Я обошел БТР кругом. В ушах наплывающий и удаляющийся звон. 
Несколько секунд все окружающее, включая подорванный БТР, казалось мне 
трогательно милым. Потом это идиотское чувство прошло, а звон остался. Ни 
убитых, ни раненых. Контуженый механик-водитель с разбитым носом - все потери. 
Ошибка - моя, я обязан был послать саперов пощупать поле, но на радостях этого 
не сделал. Тем больше у меня оказалось оснований взреветь: "Саперы, мать вашу!..
" Саперы, впрочем, уже без всяких напоминаний перелопачивали поле. Выудили еще 
две "итальянки" - доложили: "Все!" 

- Еще раз! Я здесь выставку-продажу подорванных БТРов организовывать не 
собираюсь, - приказал я. 

Проверили еще раз - чисто. Подорванный БТР оттащили, колонна втянулась, 
развернулась, дальше пошли без приключений. Шурик умер, как я уже говорил, 
остальные раненые выжили. 

Возвращение 

Уже к вечеру этого дня пришлось расстаться с сапогами и перейти на ботинки. 
Надкостница обеих ног болела нестерпимо. Ситуация сложилась достаточно дурацкая.
 То, что в комьях глины, хвативших мне по обеим ногам, не оказалось ни одного 
куска металла - это, бесспорно, плюс. Ноги болели сильно - это явный минус. 
Обращаться к медицине вроде как неудобно, подумаешь - глиной по сапогам 
досталось. 

Батальонный доктор Гера Бутько чем-то там потер, помазал - боль поутихла. В 
середине ночи боль снова усилилась. К утру на ногах появились удивительно 
болезненные шишкообразные образования, на правой - три, на левой - два. Тут я 
уже плюнул на щепетильность и пошел к начмеду полка. Начмед - капитан Александр 
Васильевич Сухоруков - доктор замечательный и человек очень хороший. Поэтому 
первое, что он сделал, взглянув на мои ноги, это обложил меня отборными 
медицинскими терминами, и все сплошь на латыни. После этого терапевтического 
мероприятия мы с ним поехали в госпиталь. 

Госпитальные мужи вынесли вердикт: сильный ушиб надкостницы обеих ног, мазать 
тем-то, пить то-то. Я мазал и даже пил. Пил даже то, что врачи прописали мне 
чисто по-человечески. Но проклятые шишки не проходили, боль не отступала. 
Причем если с вечера шишки были на одних местах, то к утру они удивительным 
образом перемещались иногда до 10 сантиметров в сторону. Но это их перемещение 
никак не сказывалось на их болезненности. Во мне блуждала какая-то непонятная 
зараза. Врачи злились и смотрели на меня с подозрением: "Не есть ли я