полнейшая, "энтузиазм" абсолютный! 

Ротный, замполит и хатовец расцвели улыбками. На их лицах читалось: "Вот это 
работа! Вот это класс! Есть о чем доложить!" Новообращенных правительственных 
солдат повернули направо, придали им пятерых сопровождающих, и они с 
воодушевлением потопали вниз по ущелью. Больше я их никогда и нигде не видел и 
ничего о них не слышал. Общая же практика подобного рода призыва была такова. 
Если "молодое" пополнение все-таки вливалось в ту или иную часть, переодевалось 
в соответствующую форму и получало оружие, то войско это было предельно 
ненадежным. Наиболее глупые, таковых было немного, бежали, захватив с собой 
оружие в первые же дни, когда бдительность отцов-командиров и хатовцев была 
высока. Таких, как правило, отлавливали. Поступали с ними по-разному, в 
зависимости от обстановки. Основная масса благоразумно выдерживала 
двухнедельную паузу, становилась "своими" и ловила конъюнктурку, тоже 
сообразуясь с обстановкой. Кормят, одетые, обутые, при оружии. Сегодня-завтра 
не воюем - почему бы не послужить? Если бой - основная масса отлынивала от него 
под всеми мыслимыми и немыслимыми предлогами. Определенная часть стремилась 
уйти, но не просто так, а прихватив с собой голову какого-нибудь прямого 
начальника типа командира роты, еще лучше голову и погоны советника - шурави. В 
любой банде - почет и уважение: парень не промах. Советники, работающие 
непосредственно в войсках, эту милую особенность части своей паствы знали и 
благоразумно старались ночевать вместе с земляками, чтобы не получилось, как в 
анекдоте: по коридору психбольницы бежит псих весь в крови, в руках 
окровавленный нож и заливается счастливым смехом. Отловили, нож отобрали: "В 
чем дело?" - Вот смеху-то будет: Ванька утром проснется, а голова - в тумбочке. 


Избавившись от неожиданной обузы, батальон возобновил движение вверх по ущелью 
и к вечеру благополучно достиг его верховьев. Я с управлением расположился в 
предпоследнем доме. В самом последнем сосредоточилась третья рота без взвода. 
Последний дом - выше него ни одного строения в ущелье не было. 

Первая, вторая роты мучились на склонах. От последнего дома вверх по резко 
суживающемуся ущелью уходила узкая извилистая тропа. Не успели мы до конца 
осознать и прочувствовать тот приятный факт, что вот - лезли и долезли наконец 
("Если звезды зажигают, - как сказал поэт, - значит, это кому-то надо"). Если 
батальон посылают в ущелье с задачей добраться до самого его конца значит, это 
точно кому-то надо. Мы добрались. Надо - не надо, понятно - не понятно, но 
добрались - приятно. 

Так вот, не успели мы до конца сей приятный факт прочувствовать, как 
окончательно стемнело. И почти одновременно со стороны тропы по нашим домам 
прогулялись несколькими длинными очередями. Третья рота мгновенно ответила. 
Треску много, а толку никакого. Братья-душманы лупят наугад в темноте, наши 
наугад отвечают. Осветили местность. Но афганцы не те ребята, которых можно 
взять на такую дешевку. Склоны, тропа - все пусто, никого, ни души. Все 
успокоилось и затихло, но ненадолго. Стукнула короткая очередь. Вслед за ней 
высокий голос с характерным акцентом пролаял несколько матерных ругательств. К 
нему присоединились несколько других голосов тональностью пониже. 

Понять что-либо конкретное в этом хоре было затруднительно, но общий смысл был 
ясен: нам от всей мусульманской души желали всего самого-самого: провалиться, 
сгинуть, загнуться и т.д. И не только нам, но и всем нашим ближайшим 
родственникам. Все понятно: беднягам холодно сидеть в верховьях, и они 
развлекались и согревались, как могли. Заодно развлекали и нас. Изредка стучали 
очереди, перемежающиеся матерщиной и угрозами. Третья рота лениво отвечала. 
Патроны я приказал экономить и отмахиваться изредка, когда уж совсем назойливо 
будут себя вести. Вся эта канитель продолжалась до рассвета. С рассветом 
матерщинники благоразумно убрались. Где-то около 7.30 командир третьей роты 
доложил, что вниз по тропе движутся четыре старика. Кричат, чтобы не стреляли. 
Да я и сам уже эти вопли услышал. Я приказал доставить дедов ко мне. Аксакалы 
коротко и горестно поведали о том, что в верховьях ущелья находится большое 
количество женщин, детей, стариков. Забрались они туда от великого испуга, все 
замерзли, многие больны. Просьба: разрешить им спуститься вниз и пройти к своим 
домам. Душманов в этой толпе нету. Я хмыкнул: "Уважаемые отцы, а кто же мне всю 
ночь мозги сушил?" Деды дружно пожали плечами. Они шли сюда почти час, может 
быть, конечно, кто-нибудь там и есть, но они за них не в ответе, а наверху нет 
никого. Только женщины, дети, пожилые люди. 

- Значит так, уважаемые. Сюда вы шли почти час, назад я вам даю полтора. Еще 
полтора на то, чтобы спуститься толпе. Вы выходите последние. И когда вы мне 
доложите, что за вами никого нет, я найду возможность "прочесать" это пустое 
ущелье. Вопросы? 

Деды затребовали на всю эту операцию никак не менее шести часов. Я напомнил им, 
что все устали и замерзли. Расчет времени гуманный. На моих часах без пяти 
восемь - я их жду назад в одиннадцать. Мне непонятно, почему они тратят впустую 
драгоценное время. 

Деды откланялись и резво удалились. Я отдал необходимого распоряжения,