течение пяти часов выстраивается боевой порядок, ждать, когда эта пружина 
распрямится и даст в лоб, будет только круглый идиот. Душманы таковыми не 
являлись. Это - воины! 

... Арганхейль... На этот раз операция была на редкость удачна: ни одного 
убитого, ни одного раненого, ни одного подрыва. Для меня это главный показатель.
 Зато было до трех десятков стволов трофеев, здоровенный узел весьма 
небезынтересных документов, десяток пленных, добрая половина из которых 
холеностью лиц и рук никак не вписывалась в надетую ими на себя личину крестьян.
 

Я закончил операцию и доложил о ее результатах командиру полка. Впервые 
услышав: "Ты, кажется, научился работать. Поздравляю!" 

Оставался пустячок: преодолеть 600 - 700 метров и выйти к бронегруппе, которая 
была уже видна. Сначала ушла первая рота, за ней - вторая, затем - я с 
управлением. Прикрывала отход и отошла последней третья рота. Бронегруппа 
стояла тремя колоннами, несколько изогнувшись влево в соответствии с 
конфигурацией местности. Моя "кашаэмка" находилась за последней машиной второй 
роты. Я подошел к машине, оглянулся. Голова колонны третьей роты виднелась 
метрах в 250. Механик-водитель протянул фляжку с чаем. Не успел я поднести ее к 
губам, как впереди в колонне второй роты раздались сильный взрыв и крики. 
Фляжка полетела в сторону. Я бросился к месту взрыва. В голове молнией 
мелькнуло: "Броня стояла на блокировании, какой-то остолоп загнал гранату в 
ствол и забыл разрядить! Второй нажал на электроспуск значит, граната попала в 
башню впереди стоящей машины и ..." Я примерно представил себе, что сейчас 
увижу. Когда я подбежал к машине командира роты, мои худшие опасения 
подтвердились. Справа от машины лежал труп. Голова и левая рука отдельно от 
тела. Что-то резануло глаз. Что? Грудная клетка, вид изнутри. Слева от машины 
солдаты поднимали из лужи с загустевшей грязью командира роты старшего 
лейтенанта Ковальчука. По правой стороне головы Ковальчука, правому плечу и 
боку, сквозь грязь густо проступали кровавые точки. На броне лежал, обхватив 
голову руками, и отчетливо, витиевато матерился старшина. Несколько в стороне 
сидя корчились словившие по осколку еще два солдата. Что же произошло? 

У старшего лейтенанта Ковальчука за ординарца, телохранителя, повара и вообще 
за все на свете был рядовой Петров, здоровенный, как шкаф сибиряк, огромного 
трудолюбия, огромной физической силы и потрясающей молчаливости парень. Солдаты 
иногда дружески юродствовали в присутствии Петрова, высказывая сомнения, а 
может ли он говорить вообще? Но не более того. Обидеть, а тем более оскорбить 
этого медведя не рисковал никто. Черт их, этих медведей, знает!... 

Пока вторая рота шастала по Арганхейлю, кто-то из солдат нашел и представил 
командиру роты трофеи - две противопехотные мины ПМН отечественного 
производства. Ротный был занят делом, поэтому не посмотрел, на месте ли 
взрыватели, и отмахнулся: "Петров, мины в рюкзак!" 

Петров опустил роковые мины на дно рюкзака. По завершении операции Ковальчук, 
опытный, что называется, битый ротный, оценил обстановку и сделал вывод, что 
война окончилась. Поэтому он с легкой душой снял с себя и передал Петрову 
радиостанцию Р-148. - В рюкзак! 

Петров передал радиостанцию ближайшему солдату и молча ткнул себя большим 
пальцем за спину. 

Солдат, не ведая, что творит, положил радиостанцию на мины. 

Рота вышла к бронегруппе. 

Ковальчук скомандовал посадку, забрался в люк башни. В левый люк начал 
усаживаться старшина. Петров, по свидетельству очевидцев, забрался на броню, 
несколько секунд постоял во весь рост о чем-то размышляя, и спрыгнул с машины. 
Спрыгнул неудачно. Попал в колею, пытаясь сохранить равновесие, оступился, со 
всего размаху ударился спиной о борт машины. ПМН противопехотная мина нажимная. 
Две мины плеснули взрывом у солдата на спине. Бронежилета Петров никогда не 
носил, он на нем смотрелся, как передничек. Да и не помог бы здесь бронежилет. 
Это его труп с вычищенной дочиста изнутри грудной клеткой увидел я первым. 
Положенная на мины радиостанция, разнесенная взрывом в клочья, сыграла роль 
своего рода рубашки. 46 осколков от этой радиостанции досталось на долю 
Ковальчука, девять - старшины, один солдат поймал два, другой - один осколок. 

Доктор с санинструкторами занимались перевязкой раненых, зам. комбата с двумя 
солдатами бережно собирали в плащ-палатку останки Петрова. А справа и слева на 
броне сидели солдаты первой и третьей рот - смотрели на эту картину, слушали, 
как продолжает материться старшина, и печально жевали сухпайки. И никого 
случившееся не удивляло и не коробило, в том числе и меня. Человеку, пока он 
жив, - человеково... С полночи пробегали. На часах 17 часов - ясно, 
проголодались. Как-то сразу померкла и съежилась ценность трофейных документов, 
пленных, стволов.