Начинало вечереть. Выведя первую машину на заданный рубеж, я объявил, что 
сегодня, по крайней мере, она уже с места не тронется, и предложил любителям 
оригинального отдыха лежать на броне до утра. Сарказм возымел действие, люди 
отступили, механик заглушил двигатель. Еще две БМД дались таким же трудом, 
дальше пошло проще. Убедившись в отсутствии агрессивных устремлений, люди сами 
освободили машины. 

Расставив по местам все БМД, я организовал боевое дежурство. Тем временем к 
Верховному Совету пробился комдив полковник Колмаков и доложил, что один из 
батальонов пытался взять под охрану здание Моссовета, но ввиду назревшей 
конфликтной ситуации отошел к стадиону "Динамо". Другой батальон находится у 
телерадиокомпании "Останкино". Обстановка там неясная. Никаких распоряжений нет.
 Лично мне командующий приказал: "Убедиться, что охрана и оборона здания 
Верховного Совета организована удовлетворительно, выдвинуться к стадиону 
"Динамо" и в Останкино, проверить, все ли в порядке там, а затем ехать в 
Тушино". Убедившись, что дежурство налажено, люди накормлены и отдыхают, мы с 
комдивом поехали выполнять дальнейшую задачу. Хотя я не знаю, можно ли считать 
нормальной обстановку, когда не только солдаты и офицеры, но и генералы 
находятся в полном неведении относительно их положения и роли. Тяжеловесная 
аббревиатура ГКЧП никому ничего не говорила. Забегая вперед, скажу, что все три 
дня к дивизии не подошел никто из представителей Министерства обороны или 
депутатского корпуса. Не сделали даже попытки объяснить людям, что же 
происходит. Не знали своей задачи ни я, ни комдив. Что по ходу сами "в клювик" 
собрали - вот и все. 

Выполнив все указания командующего и сообщив об этом в штаб ВДВ по городскому 
телефону-автомату, мы с комдивом уехали в Тушино. 

Время пролетало так быстро, что только прибыв на место, я взглянул на часы. 
Было уже 5.30 20 августа. Мы с Колмаковым попробовали проанализировать ситуацию,
 но, обменявшись мнениями, поняли, что это - безнадежное дело. Вспомнили 
старинную морскую заповедь: "Обстановка неясная - ложись спать!" и решили 
часочек вздремнуть. Но не тут-то было. В 5.50 раздался звонок. На проводе был 
командующий. Начал он круто: 

- Ты что натворил? Куда завел батальон? 

- Как куда? К зданию Верховного Совета РСФСР по вашему приказу. 

- Ты меня неправильно понял. 

Тут я слегка осатанел: 

- Товарищ командующий, у меня контора пишет. Все распоряжения, указания, 
приказы фиксируются тремя операторами в журнале учета боевых действий. 

Опыт многочисленных разбирательств с прокурорами и следователями уже давно 
научил меня фиксировать все документально. Командующий немного сбавил тон: 

- Ну, ну, не горячись! В общем, ты сморозил глупость! Шеф недоволен. 

- Какой шеф? 

- Ну какой, какой! Министр. Запомни: ты сморозил глупость. Езжай, и как завел 
батальон, так и выводи его. 

Я положил трубку и задумался. Как всякому нормальному человеку с характером и 
самолюбием, мне вовсе не нравится чувствовать себя марионеткой. Кто-то что-то 
где-то решил, не дав себе труда довести до меня это решение, хотя бы в части 
касающейся, а я уже сутки носился, ругался, препирался, конфликтовал, выполняя 
приказы, смысл и конечный итог которых был мне неведом. 

Но приказ есть приказ. В 8 часов утра я уже снова был у Верховного Совета. 
Зашел в кабинет Скокова, сообщил, что получил приказ вывести батальон. Юрий 
Владимирович принял новость довольно спокойно. Выразил сожаление, что батальон 
так мало побыл, сказал, что его будет не хватать, но, тем не менее, 
препятствовать отводу подразделения он не станет. Солдаты и офицеры уже совсем 
освоились среди защитников Верховного Совета. К ним относились спокойно и 
дружелюбно. Охотно помогли проделать нужные проходы в баррикадах. Солдаты 
позавтракали. Батальон построился в колонну и около 11 часов двинулся в сторону 
Ленинградского проспекта. В люки БМД и открытые окна кабин летели конфеты, 
пряники, червонцы. Я опять ничего не понимал. Завести батальон под стены было 
очень трудно. Мне казалось, что вывести его оттуда будет еще труднее, и я 
внутренне готовился к чему угодно, только не к такому спокойному отходу. 

Пропустив все машины через проход в последней баррикаде, я уже собрался 
отправиться сам, но тут обнаружилось, что исчез мой уазик. Я ускоренным шагом 
обошел два квартала, пока наконец отыскал его. Именно ускоренным шагом, а не 
бегом, ибо вид бегущего генерала в мирное время вызывает недоумение, а в