С. Горбачев. Для меня все это было внове, удивительно, свежо, честно говоря, я 
очень надеялся и рассчитывал, что XXVII съезд после XIX партконференции, 
достаточно мутной, скандальной и неоднозначной, расставит все на свои места и 
позволит прийти к какому-то единству взглядов. Поэтому я молчал и наблюдал. 
Первые четыре дня сценарий съезда развивался достаточно степенно и до какой-то 
степени логично. Всплески эмоций были, но незначительные. Каждый день на 
трибуне съезда царил Александр Николаевич Яковлев, в среднем от трех до пяти 
раз на день, учил нас, дураков, куда и как идти, каким местом думать. 

Съездом было принято решение заслушать каждого члена ЦК КПСС. Схема 
определилась следующая: двадцать минут отчет, далее ответы на устные вопросы от 
каждого из 12 микрофонов, потом ответы на письменные вопросы. Общая 
продолжительность ответов на вопросы 40 минут. Вечером четвертого дня съезда 
Александр Николаевич Яковлев провел узкое кулуарное совещание с демократической 
платформой в КПСС. Проникшие на это совещание литовские ребята записали 
содержание совещания на диктофон и на следующее утро распечатали и 
распространили среди депутатов. Здесь выяснилось, Что то, что говорил Александр 
Николаевич для всех, существенно отличалось от того, что он говорил для узкого 
круга избранных. Для меня это был первый ощутимый удар и демонстрация двойной 
морали. Позже я уже привык и относился к подобным проявлениям достаточно 
спокойно, но тогда это был удар... 

Когда распечатка попала ко мне и я с ней детально ознакомился, мои небольшие от 
природы глаза, образно выражаясь, полезли на лоб. Отличие официальных речей от 
кулуарных было разительное. На полях распечатки я набросал 17 вопросов к А. Н. 
Яковлеву. Справедливо решив, что задать такое количество вопросов мне никто не 
даст, я выбрал два, на мой взгляд, наиболее существенных, и полез к микрофону. 
Нравы там царили очень простые: кто самый здоровый - тому и микрофон. Я 
оказался на балконе у восьмого микрофона самым здоровым - и микрофон достался 
мне. После логичного и плавного отчета А. Н. Яковлева Михаил Сергеевич начал 
перечислять микрофоны: первый, второй... Наконец очередь дошла и до меня: 
"Товарищ генерал, восьмой микрофон, пожалуйста!" Я задал два вопроса, третий 
родился спонтанно по ходу. Первый вопрос: "Александр Николаевич, в природе 
существует неопубликованная книга "Мое видение марксизма", объем 600 страниц, 
автор - вы. 

На чем основывается ваше утверждение, что за ее опубликоние вас вздернут на 
первой попавшейся осине, и кто вешатели?" Второй вопрос: "Вы назвали Алиева, 
Кунаева, Рашидова несчастными людьми, жертвами системы. Как вы смотрите на то, 
чтобы.в этот ряд поместить и Леонида Ильича Брежнева?" И третий вопрос: 
"Сколько у вас вообще лиц, Александр Николаевич?" 

По мере того, как я говорил, зал стихал. Второй и третий вопросы я произносил в 
мертвой тишине. Александр Николаевич стал примерно на голову ниже, по-видимому, 
неуютно почувствовал себя и Михаил Сергеевич. Желая выиграть время, они, не 
сговариваясь, спросили одновременно: "Что, что вы сказали, повторите!" Я не 
ленивый, я начал повторять. Реакция зала была диаметрально противоположной. 
Если первый вопрос я произносил практически в полной тишине, то второй и третий 
- на повышенных тонах, чтобы перекрыть нарастающий шум, гвалт. Публика бушевала 
не менее 5-7 минут. За это время Александр Николаевич как опытный демагог 
оправился и, когда наконец наступила относительная тишина, повел примерно 
следующую речь: "Те вопросы, которые затронул товарищ генерал, для меня как-то 
очень близко соотносятся с кремлевской стеной". И далее развил тему: "А 
целесообразно ли иметь на главной площади страны кладбище, а все ли дорогие 
покойники действительно дорогие, и правильно ли они, покойники, там лежат". 
После чего, сославшись на страшную головную боль, под недоуменный шум зала 
удалился. В огороде бузина, а в Киеве - дядька!.. 

Прекрасный прием, я благодарен Александру Николаевичу за науку. Это была 
суббота. За оставшиеся полдня субботы, за воскресенье натасканная команда 
Александра Николаевича отладила расстроившуюся было машину. Утреннее заседание 
в понедельник началось с выступления товарища Яковлева: "Борьба на съезде 
приобретает отвратительный характер и формы, требую расследования!" 

Съезд согласился с доводами Александра Николаевича. 

Была назначена комиссия. Забегая вперед, скажу: на протяжении всех оставшихся 
до конца работы дней я ждал, что ко мне подойдет кто-то из членов этой комиссии 
и поинтересуется, на основании чего я задавал свои вопросы. Никто ко мне не 
подошел. В самом конце работы съезда кто-то вспомнил, что неплохо было бы 
заслушать председателя комиссии по расследованию дела А. Н. Яковлева. Долго 
искали председателя, нашли его, выслушали весьма невразумительный лепет, 
плюнули. Далее съезд пошел в том же русле, с точки зрения стороннего свежего 
наблюдателя все это было страшно интересно. Например, отчет секретаря ЦК, члена 
Политбюро Зайкова. Судя ло всему, двадцатиминутную ре-чугу товарищу Зайкову 
подготовил референт, а он перед выходом на трибуну не удосужился даже прочитать 
чужой труд, чтобы оставить себе свободу для маневра и импровизации. Положение 
человека, вышедшего на трибуну перед пятитысячной аудиторией, незнакомого с 
текстом того, что он должен был озвучить, намертво привязало его к машинописным 
листкам. Он не смел поднять от них глаз. Но, несмотря на пятерочную