- политические (пропаганда, разложение и интриги в среде правительственных и 
влиятельных общественных организаций); 

- военные (взрыв и порча вооружения, боевого снаряжения, складов, арсеналов, 
укреплений, станций связи и др.) и террористические (убийство или отравление 
общественно-политических и военных деятелей). 

- По способу нанесения ущерба диверсии делились на активные (акты материального 
разрушения или уничтожения) и пассивные (саботаж, уклонение или отказ от 
выполнения той или иной работы, распространение слухов, замедление процессов 
производства). По времени проведения они различались на диверсии мирного 
времени и диверсии во время войны{47}. 

В работе впервые в советской военной литературе четко и ясно говорится о 
недопустимости смешивания диверсий и разведки. Вот как данное утверждение 
обосновывалось М.А. Дробовым: "Так как обыкновенно разрушительная работа 
сосредоточивалась в разведывательных органах, имеющих агентурный аппарат, то и 
диверсии проходили по их же линии, но теоретически смешивать "активку" и 
диверсии совершенно невозможно и вредно, несмотря на пространственную 
совместимость их на практике. Первая преследует цели только разведки. Как на 
полях сражения войсковая разведка иногда добывает сведения боем, так и 
агентурная разведка принуждена получать нужные ей данные различными способами 
вплоть до убийств и разрушений. Однако цель всегда разведывательная. Диверсии - 
это боевая работа, они всегда имеют задачей ослабление мощи противника, не 
задаваясь совершенно разведывательными целями (для них разведка нужна постольку,
 поскольку она обеспечивает осуществление боевой задачи), почему и организация 
диверсионной работы должна быть выделена от работы по активной разведке"{48}. 
Далее М.А. Дробов делает оговорку, что часто диверсионный акт легче выполнить 
агенту разведки, что и наблюдается на практике, но такое положение он объясняет 
недостаточной разработанностью организационной стороны диверсионных операций. 

Для определения формы вооруженной борьбы в тылу противника был выбран термин 
"малая война". Считалось, что "малая война - переходная форма классовой 
вооруженной борьбы, развивающейся во всеобщее вооруженное восстание для захвата 
власти и установления диктатуры восходящего класса, поэтому она естественна и 
закономерна как в "мирное", так и в военное время". Исходя из такого понимания 
сущности партизанской борьбы, были сформулированы и соответствующие задачи 
партизанских действий в тылу противника, которые определялись исключительно с 
точки зрения политической борьбы за власть. В качестве форм малой войны 
рассматривались партизанство и диверсии. При этом партизанство подразделялось 
на два вида партизанство-повстанчество и партизанство войскового типа. 
Диверсиями назывались активные действия секретных мелких отрядов и групп. Сами 
диверсионные действия делились по типам на экономические, политические, военные 
и террористические. По способу нанесения ущерба диверсии делились на активные и 
пассивные. 

По времени проведения они различались на диверсии мирного времени и диверсии во 
время войны. Делался вывод о недопустимости смешивания диверсий и разведки в 
одной организационно-штатной структуре. 

Таким образом, понимая "пространственную совместимость" таких форм как 
партизанство и диверсии в малой войне, с одной стороны, и разведывательное 
обеспечение военных (боевых) действий, с другой, советский военный теоретик 
выносил диверсионные действия за рамки разведки. М.А. Дробовым делается важный 
вывод о неразрывном единстве двух форм малой войн. 

В 1929 году IV Управлением штаба РККА было издано открытым тиражом трехтомное 
исследование К.К. Звонарева, посвященное проблемам агентурной разведки. Вопросы 
соотношения разведки и диверсий в России также затрагивались автором. В первом 
томе "Русская агентурная разведка всех видов до и во время войны 1914-1918 г.г.
" 

К.К. Звонарев рассматривал активную разведку (диверсионную деятельность) в 
качестве составной части агентурной разведки{49}. 

Анализируя итоги диверсионной деятельности в рамках агентурной разведки в годы 
первой мировой войны, автор пришел к выводу, что "говорить о серьезно 
поставленной активной русской разведке не приходится. Были лишь отдельные 
разрозненные попытки применить этот вид агентурной разведки"{50}. Ибо 
действительно только в качестве курьезов можно рассматривать диверсионную 
деятельность русской агентурной разведки в этот период. Здесь и растрата с 
января 1916 по сентябрь 1917 гг. 86 тысяч рублей на немецкого агента-двойника 
Фарди с целью "организации революционного движения в Турции", и задача 
нанесения ущерба Германии путем "уничтожения глазков картофеля при его посадке, 
слишком глубокого посева свеклы, порчи сельско-хозяйственных орудий, заводских 
машин, скота, повозок и т.п."{51}. Заслуживает в настоящее время иной оценки 
проект капитана Брагина по организации широкомасштабной "революционной 
пропаганды" с целью создания в Германии революционной ситуации и вывода ее из 
войны, который в данной работе был назван бредом. Несмотря на громадную сумму,