Зная обоих комбатов, я одобрил решение командира полка выделить в первый эшелон 
батальон Каминского. 

Проводил Казанский полк до Малого Калинца и долго смотрел ему вслед, пока 
последние ряды не растаяли в темноте... 

Потянулись часы и минуты, полные тревог и ожиданий. 

Мой наблюдательный пункт - в Большом Калинце. Со мной комиссар, начарт, 
адъютант и по одному командиру от отделов штаба: оперативного, разведки, связи. 


Размешаемся мы вместе с узлом связи в полуподвале одного из полуразрушенных 
домов. Сюда загнал нас холод, и спрятаться от него больше негде: прямая наводка 
сделала свое дело. 

Из Калинца хорошо просматриваются и Веретейка, где развернулся бой 
Новгородского полка, и Дуплянка, за которую дерется дивизия Штыкова, и правый 
фланг в сторону Любецкого, Пeстовки. Большого Яблоново, куда наступал ранее 
Казанский полк. 

Где идут бои - легко определить по звукам и пожарам. В небо тянутся густые 
столбы дыма, а затем, расплывшись, стелятся над населенным пунктом. Ночью 
зарево пожаров, отблески разрывов и искрящиеся потоки трассирующих пуль еще 
резче обозначают места боев. 

Каждые десять минут из полвала поочередно вылезают командиры штаба и, 
забравшись на разбитый чердак, смотрят, не появится ли что-нибудь новое. 
Особенно беспокоит маневр Казанского полка. Как бы не наскочил он на кого-либо 
и раньше времени не обнаружил себя. Но пока всё идет по намеченному плану. 

Новгородский полк атаковал северную окраину Веретейки несколько раньше 
Казанского, чтобы все внимание противника, как и раньше, привлечь на себя. 
Медленно вгрызался в оборону батальон Крелина. Штурмом брался каждый дом. 
Завершали дело автоматы и ручные гранаты, а когда не помогали и они, то 
подкатывались пушки. 

Батальону старшего лейтенанта Балабанова, который атаковал левее крелинцев, 
также удалось преодолеть снежный вал, но приблизиться к постройкам ему мешал 
автоматный огонь. Пришлось глубоко зарыться в снег и сближаться ползком. 
Уходило дорогое время, однако другого выхода не было. 

Около четырех часов от Черепанова стали поступать тревожные вести: к противнику 
с запада, со стороны Херенок и Тополево, подходят подкрепления. 

Приближался кризис ночного боя. Надо было спешить, чтобы упредить врага в 
последнем и решительном ударе. И как назло молчал Казанский полк. 

"Где же Каминский, неужели подвел? - неотвязно сверлила мысль. - Нет, не может 
быть!" 

А бон становился все ожесточеннее. Пожары, ракеты и трассирующие пули освещали 
подступы к Веретейке, а сама она на фоне темной ночи казалась горящим факелом. 

Но вот грохот и треск захватили и южную окраину. "Значит, и казанцы начали". 
Минут через десять по проводу донесся радостный и возбужденный голос 
Каминского: 

- Товарищ первый! Захватил семь домов... штурмую дальше!.. 

Голос оборвался, растворившись в грохоте. Но вскоре послышался снова, такой же 
взволнованный: 

- Товарищ первый! Захватил еще семь домов. Мало карандашиков. Выручайте! 
Противник контратакует... 

И опять голос пропал. 

По наследству от Герасименко бойцы кодировались у Каминского карандашиками. 

Батальон Каминского, захватив четырнадцать домов, понес потери и стал 
выдыхаться. 

Надо было немедленно помочь ему и развить достигнутый успех. Это сделал сам 
командир полка без моего вмешательства. Он ввел в бой свой второй эшелон - 
батальон Седячко. 

Последовал удар и с востока батальоном Балабанова, который вместе с пушками 
ворвался в центр Вeретейки.