н Кукушкин, Юрий Крымов, Алексей Лебедев.
   Они были очень разными, эти люди,  и  объединяла  их  только  страстная
любовь к литературе. Между собой они не  были  знакомы,  возникли  в  моей
жизни в разные периоды, и я потерял их одного за другим. Не вернувшиеся  с
войны Крымов и Лебедев оставили после себя книги. Проза  Крымова  и  стихи
Лебедева живут и сегодня. С Валей Кукушкиным, скончавшимся в 1930  году  в
возрасте двадцати лет  от  осложнения  после  скарлатины,  мы  подружились
детьми. В годы гражданской  войны  мы  оба  были  воспитанниками  трудовой
колонии при Биостанции Юных Натуралистов под Москвой.  Помимо  общего  для
всех интереса к живой природе нас с  Валей  сближало  страстное  увлечение
литературой и театром. Валентин ни в чем не знал удержу - это была  натура
бурная, подверженная разнообразным, зачастую  скоропреходящим  увлечениям,
однако все его интересы, в том числе биология, спорт и театр, казались ему
слишком мирными и, так сказать, побочными. У него был  темперамент  бойца.
"Такие люди, как мы с  тобой,  -  сказал  мне  однажды  Валька,  -  должны
готовить себя к революционной деятельности. Мировая революция нас ждать не
будет. Надо пойти на производство, чтоб приобрести пролетарскую закалку. А
дальше - видно будет. Пойдем, куда пошлют. Искусство - прекрасная вещь, но
заниматься им надо только в свободное время".
   "Таким людям" было в то время лет по двенадцать. Но время было такое. И
позже, когда жизнь внесла свои поправки в наши детские мечтания,  Валентин
остался верен себе. Пошел на производство,  а  затем  поступил  в  военное
училище. Работал в типографии, написал  свою  первую  пьесу,  поставленную
Театром рабочей молодежи. Нелепая смерть прервала его  работу  над  второй
пьесой, принятой к постанове вахтанговцами. Трудно сказать,  кем  бы  стал
Валентин Кукушкин к началу войны - драматургом или командиром полка, но  в
одном я уверен твердо: это был человек, заряженный на подвиг. И даже когда
такие ребята не успевают свершить всего задуманного, они оставляют след  в
сознании знавших их людей, они как бы электризуют среду.
   Юрий Крымов до  начала  войны  дожил.  И  не  только  дожил,  но  успел
прославиться.  Написанная  тридцатилетним   инженером-нефтяником   повесть
"Танкер "Дербент" имела всесоюзный успех, вошла в  школьные  программы  по
русской  литературе,  автор  был  награжден  орденом  Трудового   Красного
Знамени. В  1939  году  ордена  у  писателей,  особенно  у  молодых,  были
редкостью. Единственный раз, когда я видел Крымова, человека  на  редкость
смелого, по-настоящему испуганным, был день, когда он узнал о награждении.
Он считал,  что  ему  выдан  щедрый  аванс  и  неизвестно,  сумеет  ли  он
когда-нибудь его отработать.
   "Погиб на фронте" - этими словами заканчивается краткая справка о  Юрии
Крымове  в  советском  энциклопедическом  словаре  (1980).  "Пал   смертью
храбрых" было бы точнее, но, памятуя, как Крымов не любил торжественности,
я принимаю формулировку. Она нуждается только в расшифровке.
   На фронт Юрий ушел в  самые  первые  дни  войны.  Вскоре  связь  с  ним
оборвалась, и только в 1943 году, после освобождения Полтавщины, родные  и
близкие узнали о его судьбе. В райком  партии  пришел  колхозник  из  села
Богодуховка Чернобаевского района и  принес  пробитый  штыком  фашистского
солдата военный билет Крымова и написанное  им  перед  боем  незаконченное
письмо к жене, Ирине. Этот потрясающий человеческий документ  опубликован,
и я не  хочу  портить  его  беглым  пересказом.  Мы  многим  обязаны  ныне
покойному Алексею Коваленко и его сыновьям, они похоронили Юрия и с риском
для жизни  сохранили  до  конца  оккупации  драгоценные  реликвии.  Могила
Крымова - в центре села Богодуховка, рядом со школой. Я был там  дважды  и
видел, как колхозники села и пионеры из отряда имени Крымова  чтут  память
писателя.
   Справедливо ли выделять судьбу Юрия среди понесенных в том  бою  тяжких
потерь?  Выполнение  воинского  долга  еще  не  подвиг.  Может   быть,   и
несправедливо, если б не одна подробность, о которой я узнал много  позже,
через десятилетия. Ее рассказал мне поэт Микола  Бажан,  видевший  Крымова
незадолго до его гибели. Оказывается, Крымов имел  полную  возможность  на
законном основании с санкции военного начальства выйти из окружения вместе
с редакцией армейской газеты. Никто бы его не обвинил в  дезертирстве.  Но
он предпочел вернуться в свою часть к товарищам и разделил их судьбу.
   Рассказ Бажана меня поразил - и тем новым, что я узнал о Крымове, и еще
больше тем, что я узнал в нем Крымова, иначе поступить он не мог.
   Кадровый моряк,  штурман  подводной  лодки  Алексей  Лебедев  ненамного
пережил Крымова. В первом же боевом походе лодка, на которой шел  Лебедев,
подорвалась на минном поле. Подвига, к которому он готовил себя всю жизнь,
ему совершить не пришлось. Нельзя сомневаться, что он готовил себя  именно
к подвигу, порукой тому не только выбор профессии,  достаточно  перечитать
его стихи, чтобы понять, что море, флот, военная история России  были  для
него постоянным источником вдохновения. К началу войны  у  Лебедева  вышли
уже две книжки стихов,  их  знали  не  только  моряки,  ими  увлекалась  и
продолжает увлекаться молодежь. Как-то я спросил Лебедева, не подумывал ли
он (до войны, конечно) уйти с флота и стать профессиональным  литератором.
Лебедев ответил твердо: "Нет. Я штурман. В тот  день,  когда  я  перестану
быть моряком, я перестану писать стихи".
   Не знаю, как вел себя лейтенант Лебедев в свой последний час. Наверняка
достойно. Труднее сказать, как сложилась бы судьба Лебедева, доживи он  до
Победы,  но  мне  нетрудно  представить  себе   его   капитан-лейтенантом,
командиром лодки, с победой вернувшимся из боевого похода.
   И опять одна подр