сего  этого
часа командир не сходил с  мостика.  Видимость  была  по-прежнему  плохая,
временами налетали снежные заряды, и тогда все стоявшие  наверху,  включая
сигнальщиков, переставали что-либо видеть. Но нет  худа  без  добра  -  на
лайнере и на кораблях конвоя идущую полным ходом в  крейсерском  положении
лодку тоже не видели.
   - И вот наконец, - продолжает свой рассказ Н.Я.Редкобородов, - наступил
решающий  момент.  В  23:02  курсовой  угол  достиг  расчетного,  командир
скомандовал "право на борт!",  и  лодка  легла  на  боевой  курс.  Начался
заключительный этап атаки. Все продумано: угол встречи торпед с целью  90o
- идеальный прямой угол. Дальше следует команда "стоп дизеля!", включаются
электромоторы, лодка вновь принимает  позиционное  положение,  нос  слегка
притоплен, чтобы торпеды при выходе не шлепнулись на волну,  затем  "малый
вперед!" и "торпедные  аппараты  товсь!".  Помощника  командир  вызвал  на
мостик и поставил к ночному прицелу, с тем  чтобы  в  момент,  когда  цель
придет "на мушку", скомандовать "пли!". Сам он стоял у  рубочного  люка  и
отдавал команды на руль и на ход.
   Внутри лодки грозное затишье, она уже не грохочет и не содрогается. Шум
винтов едва слышен на фоне налетающих на  рубку  тяжелых  январских  волн,
люди примолкли, чтоб не упустить  слова  команды.  "На  товсь"  не  только
торпедисты, но и рулевые-горизонтальщики, их задача - мгновенно переложить
рули в момент, когда лодка, выпустив торпеды  и  потеряв  при  этом  более
тонны своего  веса,  подвсплывет  с  дифферентом  на  корму.  А  следующей
командой будет "срочное погружение", поэтому трюмные  машинисты  тоже  "на
товсь", им предстоит в считанные секунды принять в цистерны  многие  тонны
морской воды...
   Все эти согласованные действия должны произвести многие люди, и  только
безошибочное  сложение  всех  усилий  обещает  успех.   Но   всю   полноту
ответственности за то, что все произойдет так, как надо, несет только один
человек. Тот, наверху. И он, этот человек, спокоен,  потому  что  убежден:
все произойдет именно так. Для  этого  прожита  вся  его  еще  не  слишком
долгая, но многотрудная жизнь моряка, для этого изучались лоции и таблицы,
штурманские приборы, двигатели и оружие, накапливался опыт  в  дозорных  и
боевых походах, шли бесконечные  утомительные  тренировки,  имевшие  целью
добиться от каждого члена экипажа двух  на  первый  взгляд  противоречивых
качеств - быстроты соображения и автоматизма действий. Теперь  все  должно
произойти так, как было задумано. Ну  а  если  не  произойдет?  Нападающий
имеет преимущество первого хода,  но  ведь  существует  еще  и  противник.
Опытный, хорошо вооруженный противник, и невозможно заранее  предусмотреть
все его ходы. Как тут не вспомнить  прошлогоднюю  атаку,  когда  противник
дважды уклонился от торпед и  только  артиллерийская  дуэль  решила  исход
боя...
   Несколько последних длиннейших секунд. Наконец форштевень  цели  пришел
точно на визир ночного прицела.
   - Пли!
   Опять длиннейшие секунды ожидания. Такие длинные,  что,  если  доверять
только своим ощущениям и не сверяться с хронометром, может показаться, что
все потеряно и торпеды прошли мимо цели.
   И вот в самую последнюю из этих неправдоподобно длинных секунд - грохот
взрывов.
   На этот раз торпедная атака была проведена идеально. Все три выпущенные
веером торпеды попали в  цель.  И  не  просто  попали,  а  поразили  самые
уязвимые места, разрушив попутно многократно рекламированную в  фашистской
печати версию  о  непотопляемой  конструкции  суперлайнера.  Можно  только
удивляться точности, с какой стреляли подводники.
   Не берусь описывать все обстоятельства гибели "Вильгельма Густлова". На
Западе  об  этом  существует  целая  литература,  опубликовано   множество
свидетельств, в разной степени достоверных. Можно  считать  установленным,
что лайнер затонул примерно через полчаса, что из  находившихся  на  борту
шести  или  семи  тысяч  удалось  спастись  примерно  девятистам,  включая
капитана. Последнее обстоятельство не может не привлечь внимания:  слишком
прочно в нас укоренилось представление, что капитан - это человек, который
сходит с гибнущего корабля последним. Но я  пишу  не  о  "Густлове",  а  о
Маринеско. Будучи виновником гибели "Густлова", командир "С-13" не был  ее
свидетелем.  Увидев  и  услышав  взрывы,  он  сразу  скомандовал   срочное
погружение. С этой минуты наступил последний и самый опасный этап морского
боя, потребовавший от командира выдержки и такого же высокого искусства  в
управлении кораблем, как преследование и атака.
   Наше сознание консервативно. Когда мы  произносим  мысленно  или  вслух
слова "морской бой", перед нами проносятся образы, навеянные литературой и
живописью, нам привычнее представить себе этот бой как  сражение  если  не
однотипных, то соизмеримых между  собой  надводных  кораблей,  палящих  по
зримому противнику из пушек, а то  и  сцепившихся  вплотную  в  абордажной
схватке. Но времена меняются. За четыре года  войны  на  Балтике  известен
только один случай артиллерийского  боя  между  крупными  кораблями  и  ни
одного случая, чтобы в  торпедную  атаку  вышел  крейсер  или  эскадренный
миноносец. Несоизмеримо по сравнению  с  первой  мировой  войной  возросло
значение минных заградителей всех  видов,  морской  авиации,  "москитного"
флота и подводных лодок. И хотя на  примере  осеннего  похода  1944  года,
когда "С-13" в открытом бою  потопила  вооруженное  судно  противника,  мы
види