рт, курс 350". Лодка повернула перпендикулярно к пеленгу и  пошла  на
сближение. Непрерывно поступали  доклады  гидроакустика:  шум  винтов  все
сильнее, цель быстро приближается. На мостике в это время творилось  нечто
ужасное - штормовая качка и снежный буран, видимости никакой; и  командир,
понимая, что цель наверняка идет с охраной  и  какой-нибудь  из  конвойных
кораблей  может  таранить  лодку,  скомандовал  срочное   погружение.   Мы
погрузились на глубину  20  метров,  безопасную  от  таранного  удара,  но
скорость снизилась,  и  по  акустическому  пеленгу  командир  понял:  цель
удаляется, угол упреждения, необходимый для  стрельбы  торпедами,  упущен,
скорость цели больше. Можно было  стрелять  вслепую,  "по  акустике",  но,
учитывая обстановку и несовершенство тогдашней аппаратуры, недолго было  и
промахнуться. И когда цель прошла по носу лодки - видите как?  -  командир
принял решение всплыть. Всплыли. На мостик поднялись командир,  штурман  и
сигнальщик Виноградов. Решение  всплыть  оказалось  правильным  не  только
из-за хода, но и  потому,  что  к  тому  времени  видимость  стала  лучше.
Виноградов доложил, что цель перешла с нашего правого  борта  на  левый  -
видите? - таким образом, мы оказались ближе к берегу, чем цель.  Несколько
позже он вновь доложил: вижу две движущиеся цели, впереди идет меньшая,  а
вслед за ней - громадина, похоже, малый корабль тянет за собой на  буксире
плавучий док. Командир взял у Виноградова бинокль, посмотрел  внимательно.
"Штурман, - сказал он мне, - это не крейсер и не плавучий док. Это лайнер,
тысяч на двадцать, не меньше. А впереди миноносец".  Сразу  в  центральный
пост было передано - идем атаковать лайнер. Легли на параллельный  курс  и
понеслись вдогонку. Лодка, конечно, в позиционном положении  -  над  водой
только рубка...
   - Но позвольте, - перебиваю я Николая  Яковлевича.  -  Разве  можно  на
такой волне идти полным ходом в позиционном положении?
   - Можно. Конечно, умеючи.  Делается  так:  цистерны  главного  балласта
заполняются, а в носовые дается  пузырь  воздуха,  и  горизонтальные  рули
ставятся  как  на  всплытие.  Тогда  лодка  не  зарывается.  А  на  случай
непроизвольного погружения командир приказал задраить нижний рубочный люк.
Понятно?
   Я киваю. Все ясно: в таком случае смыло бы только тех, кто на  мостике,
включая  самого  командира.  Лодка  полностью   сохраняет   плавучесть   и
боеспособность. Командование принимает старпом.
   - Каждые две минуты, - продолжает Николай Яковлевич, - я брал пеленг, и
все же, несмотря на то что мы шли полным ходом, цель нас обгоняла и  могла
уйти. Тогда  командир  вызвал  на  мостик  инженера-механика  лодки  Якова
Спиридоновича Коваленко и приказал продуть главный балласт, привести лодку
в крейсерское положение. Лодка подвсплыла, ход сразу  стал  16  узлов,  мы
стали нагонять, во всяком случае, пеленг остановился. Но  нам  этого  было
мало - для атаки носовыми торпедными аппаратами мы должны были  не  только
догнать, но и обогнать. Погоня  затянулась.  Иногда  командир  вызывал  на
мостик помощника, а сам спускался в центральный пост, чтоб  посмотреть  на
карту.
   Мы  шли  с  лайнером  параллельным  курсом,  но  ближе  к  берегу,   и,
несомненно, к тому времени в мозгу командира уже зрел, а может быть, уже и
сложился план атаки со стороны берега. Всякому ясно, что такая атака  таит
в себе множество опасностей. Кораблям охранения легче прижать к  берегу  и
отрезать  все  ходы  и  выходы  подводной  лодке,  решившейся   на   такой
безрассудный  шаг.  Глубины  у  берега  меньше  -  лодка  беззащитнее   от
нащупывающих ее пеленгаторов противника и от его глубинных бомб.  Но  есть
одно решающее  в  данном  случае  преимущество  -  именно  по  этим  самым
соображениям удара со стороны берега меньше всего ждут.
   - Взвешены были все  "за"  и  "против".  С  одной  стороны  -  стрелять
торпедами в штормовую погоду труднее. С другой - волна и плохая  видимость
мешают обнаружить идущую в крейсерском положении подводную лодку. В печати
промелькнула версия, будто  бы  сопровождавший  лайнер  миноносец  заметил
лодку и, приняв ее за один из кораблей эскорта, сигналом запросил ее  код.
И будто бы сигнальщик Виноградов  вышел  из  положения,  передав  в  ответ
какую-то абракадабру. Эффектно, но неправда.
   - Виноградова я спрашивал, - говорю я. - Он этого не подтверждает.
   - Во время погони Виноградов почти все время видел цель. В  помощь  ему
командир вызвал на мостик командира отделения рулевых Волкова. Этот  видел
ночью, как сова, иногда он обнаруживал цель раньше акустика.
   Соперничать в ходе с океанским лайнером - дело  непростое.  Погоня  шла
уже два часа, а нужного опережения все не  получалось.  И  тогда  командир
принимает решение, быть может, еще более рискованное, чем атака со стороны
берега, - форсировать двигатели. Полный ход у "эсок" 18 узлов, с такой  же
скоростью шел лайнер. Максимум того, что можно выжать из наших дизелей,  -
19,3, и то на короткое время. А ведь никто не  мог  сказать,  сколько  еще
продлится погоня.
   Вновь вызванный на  мостик  Коваленко,  вероятно,  в  душе  трепетал  -
предстояло  подвергнуть  дизели  тяжкому  испытанию.  Но  командир  сказал
"надо", и с  колебаниями  было  покончено.  Старшина  мотористов  Масенков
получил указание - выжать все до предела.
   Оставим  временно  мостик  несущейся  полным  ходом  вдогонку   лайнеру
подводной лодки и спустимся вниз, в центральный пост, в дизельный отсек. О
том, что происходило в лодочных недрах, мне рассказывали и  Я.С.Коваленко,
и П.Г.Масенков, и В.И.Поспелов.  С  Яковом  Спиридоновичем  у  нас  давняя
друж