рий Иванович Щедрин.
   Итак, в чем же причина? Наши  решения  редко  имеют  одну  причину.  Но
всегда есть главная.  Среди  второстепенных  можно  угадать  и  накипевшее
раздражение  против  однообразия  рейсов  на  перегруженной   сверх   меры
коробочке (других, более интересных вакансий в то время не  предвиделось),
и присущую Саше Маринеско тягу ко всему неизведанному, но основная причина
была, конечно, не в этом, а заключалась она в одном магическом для  нашего
комсомольского поколения слове. Слово это было: "надо".
   Кому надо? Надо  стране.  В  те  годы  молодежь  по  призыву  комсомола
срывалась с  родных  мест  и  уезжала  на  дальние  уральские,  сибирские,
дальневосточные стройки. Комсомол шефствовал над Военно-Морским Флотом,  и
количество добровольцев, осаждавших военкоматы, намного превышало скромные
в  начале  тридцатых  годов  заявки  флотов.  И  не  боязнь  расстаться  с
комсомольским билетом, а вошедшее в кровь и плоть чувство долга  заставило
Сашу Маринеско, не долго раздумывая, сказать себе это "надо".
   Вспоминаю Валю Кукушкина с его "пойдем, куда  пошлют".  Это  были  люди
одного поколения.
   У  читателя  может  возникнуть  вполне  законный  вопрос:  а  было   ли
действительно надо? Нужно ли было  срывать  с  плавающих  судов  тщательно
отобранных и хорошо подготовленных моряков торгового (то есть  надводного)
флота и заново переучивать их, чтобы  сделать  из  них  подводников?  Ведь
существуют высшие военно-морские  училища,  ежегодно  выпускающие  отлично
подготовленных командиров, в том числе и подводников. Угроза  новой  войны
еще не ощущалась как близкая, необходимости в ускоренных выпусках не  было
никакой. Ответить на этот вопрос мне помог Григорий Иванович Щедрин.
   В тридцатые годы  развернулось  строительство  отечественных  подводных
лодок.  Нужны  были  кадры.  Советское  командование  учло  немецкий  опыт
подготовки лоцманов военного времени. Эти  лоцманы  ходили  на  германских
подводных лодках как консультанты при  командире.  Установлено  было,  что
лучшие лоцманы выходят из капитанов и  штурманов  торгового  флота  -  они
лучше, чем кто-либо, знают, как  ходят  транспорты.  Наши  пошли  в  своих
выводах дальше. Поскольку  главная  задача  подводных  лодок  -  охота  за
транспортами противника, из  торговых  моряков  можно  воспитать  отличных
командиров-подводников. Кому, как не им, знать все повадки грузовых судов.
Практика  подтвердила  расчет  -  среди  отличившихся   в   годы   Великой
Отечественной войны подводников много бывших торговых моряков,  достаточно
назвать  С.Н.Богорада,  Н.А.Лунина,  А.М.Матиясевича,   Ф.В.Константинова,
В.А.Полещука и самого Г.И.Щедрина.
   Понимал ли все это тогда будущий командир "С-13"? Если  и  понимал,  то
смутно. Но, уже будучи  подводником,  продолжал  гордиться  своим  званием
штурмана дальнего плавания и сердился, когда  моряков  гражданского  флота
называли "торгашами". Он любил говорить, что лучшие  штурманы  выходят  из
этих так называемых торгашей, и пояснял свою мысль очень наглядно: "Всякий
раз, когда отходит от пирса торговый корабль,  -  государству  прибыль.  А
когда военный - чистый расход. У кого, по-вашему, больше опыта?"
   Для мирного времени это было не лишено основания.
   В ноябре 1933 года Александр Маринеско в  числе  других  призванных  по
спецнабору прибыл в Ленинград, был обмундирован,  получил  знаки  различия
командира 6-й категории (нынешних воинских званий тогда  еще  не  было)  и
направлен в штурманские  классы  специальных  курсов  командного  состава.
Вместе с ним приехала в Ленинград  Нина  Ильинична  Маринеско,  урожденная
Карюкина. Свадьба их состоялась незадолго до отъезда из Одессы. Начиналась
новая эра. Слово, быть может, чересчур торжественное,  но  для  Александра
Ивановича прощание с Одессой было не простой переменой адреса,  а  обрывом
многолетних связей и погружением в новую, незнакомую среду. Все нужно было
строить заново.



5. ЛЮБОВЬ И ДОЛГ


   О начале своей военно-морской службы Александр Иванович рассказывал мне
мало. Однако не скрывал, что временами был близок к отчаянию.
   Приспособление, или, как теперь говорят, адаптация,  к  новым  условиям
происходило мучительно.
   Старые товарищи, наблюдавшие Сашу Маринеско в первые месяцы, единодушно
отмечают  драматический  разрыв  между  сознательно  принятым  решением  и
гнездившимся в его  душе  глубоким  сопротивлением  этим  новым  условиям.
Г.И.Щедрин вспоминает: "Саша учился хорошо, никаких претензий к нему ни  у
командования, ни у комсомольской организации не было, но настроение у него
временами было подавленное, и я знал,  почему.  Знал,  потому  что  и  сам
переживал нечто подобное".
   С.М.Шапошников по окончании морского техникума, так же  как  Маринеско,
стал помощником капитана и вместе со своим капитаном ездил  в  Норвегию  -
принимать новое судно. На обратном пути в Ленинграде узнал адрес курсов  и
добился свидания. Саша со своей  обычной  сдержанностью  не  жаловался  на
судьбу, но врать не стал. Признался, что скучает  по  Одессе,  по  Черному
морю, по родному дому...
   Теперь у него было два дома - родительский в  Одессе  и  своя  семья  в
Лени