ряется знание парусов и такелажа, идут регулярные тренировки.  Успехи
ребят настолько очевидны, что в день соревнования командир  доверяет  Саше
Маринеско самостоятельно вывести яхту за маяк.
   "Погода  в  этот  день  выдалась  прекрасная,  -  вспоминает  Александр
Петрович, -  небо  чистое,  легкое  волнение,  попутный  ветер.  Когда  мы
выровнялись, была подана через мегафон команда "вперед!", и мы понеслись в
открытое  море.  Не  помню,  сколько  мы  проплыли  по  прямой,  вероятно,
километров десять, когда раздалась следующая команда "поворот  оверштаг!".
И вот тут-то случилась беда. Задача моя состояла в  том,  чтобы  несколько
отпустить парус, перебросить через  свою  голову  рею,  натянуть  конец  и
надежно закрепить его за упор. Но конец вырвался у меня из рук,  и  ударом
меня выбросило за борт.  Я  был  оглушен.  Вдобавок  освободившийся  канат
обвился вокруг моей шеи, и я здорово перепугался. Саша сидел на руле. В ту
же минуту он бросился в воду. Потерявшая управление  яхта  закрутилась  на
одном месте, но Аркадий вовремя перехватил руль и еще успел выбросить  нам
спасательные круги. Когда мы взобрались обратно на палубу, на  "Коммунаре"
уже закончили маневр  и  яхта  стремительно  уходила  к  берегу.  Догнать!
Догнать можно было только за  счет  более  искусного  управления  парусом,
подставляя его точно по направлению ветра и  умело  регулируя  крен  судна
весом собственного тела. Для  этого  нужен  большой  опыт.  Или  талант  -
интуитивное чувство моря и ветра. Опыт у Саши был еще невелик, но так  или
иначе  наша  "Карманьола"  еще  до  маяка  достигла  соперницу  и   первой
ошвартовалась у пирса".
   Вскоре  после  парусной  гонки  у  командира   возникла   идея   нового
соревнования. Он предложил дальний проплыв - от яхт-клуба до  Лузановского
пляжа,  расстояние  немалое,  километров  шесть-семь  вплавь.  "Подумайте,
ребята, - сказал командир, - если сомневаетесь, то лучше  не  заводиться".
"Никаких сомнений, - сказал мне Саша Маринеско, - не знаю,  как  ты,  а  я
поплыву".
   Руководство яхт-клуба колебалось, допустить ли друзей к  заплыву  -  уж
очень они были молоды. Но Саша Маринеско  сломил  сопротивление.  Он  умел
внушать доверие. И вот в солнечный день на  пирсе  выстроились  отобранные
участники проплыва - человек десять. На каждом из  них  кроме  трусов  был
брезентовый пояс со спрятанными внутри иголками - на случай, если  в  воде
схватит судорога. Плывущих сопровождали две лодки: руководство,  контроль,
помощь. Условлено было, что через час после старта участники  имеют  право
подплыть к одной из лодок и подкрепиться бутербродами. Питья  никакого  не
полагалось.
   Плыли дольше, чем рассчитывали (часов около пяти), и без сил рухнули на
песок Лузановского пляжа. В школе обоих Сашек  встретили  как  героев,  от
родителей же им порядком досталось. Грозились даже забрать обоих из клуба.
   С яхт-клубом в  конце  концов  пришлось  расстаться  -  не  по  приказу
родителей, а потому что клуб перебазировался в район Аркадии, ездить  туда
было слишком сложно. Но еще до расставания с клубом произошел  характерный
эпизод, о котором рассказал Леонид Михайлович Зальцман,  школьный  товарищ
Саши, также увлекавшийся морским спортом. У Леонида Михайловича, тогда еще
Лени, были слабые легкие, плавать ему запретили, ходить под парусом  тоже.
Впрочем, выход нашелся: Леня увлекся техникой, стал  изучать  моторы,  что
помогло  ему  впоследствии  стать  классным  шофером-механиком.  С   Сашей
Маринеско они учились вместе со второго класса и,  сидя  на  одной  парте,
привыкли помогать друг другу. Саша в то время разбирался в моторах,  может
быть, и хуже Лени, но руки у него были  отцовские,  металл  им  покорялся.
Вдвоем они собрали подвесной мотор, оставалось закрепить последние  гайки,
но в этот момент клубный моторист, собравшийся катать на моторке  какое-то
местное начальство, без всяких церемоний забрал у ребят  все  инструменты.
Саша  очень  рассердился,  но  не  отступил,  и  гайки  пришлось  зажимать
кустарным способом - зубилом и молотком. Мотор опробовали  и  подвесили  к
"двойке". Саша торопил, ему не терпелось  выйти  в  море.  Леня  предложил
взять с  собой  весла.  Саша  заупрямился:  "Чепуха...  Выйдем  из  любого
положения". Он был вроде как капитан, и Лене пришлось подчиниться.  Однако
прав-то был Леня: не прошла лодка и трех миль, как  двигатель  забарахлил,
что-то от него отвалилось и упало в воду.  Остановили  двигатель  и  сразу
поняли, что произошло: открутилась гайка, удерживающая маховик. Дальше под
мотором идти нельзя, а весел нет. На тревожный вопрос "что будем  делать?"
Саша с показным легкомыслием ответил: "Ждать. А я пока выкупаюсь" - и  как
ни в чем не бывало прыгнул в воду. Но, выкупавшись,  долго  и  внимательно
оглядывал горизонт, издали увидел идущую под парусом  рыбачью  шаланду  и,
когда она подошла, попросил взаймы пару  весел.  Вел  он  себя  с  истинно
капитанской невозмутимостью,  но  весьма  возможно,  что  за  ней  таилась
тщательно скрываемая мысль: "В следующий раз я, пожалуй, все-таки  захвачу
с собой весла".
   Если для Лени Зальцмана и Саши Зозули  расставание  с  яхт-клубом  было
сравнительно легким - у них уже намечались  другие  интересы,  -  то  Саша
Маринеско пережил  его  болезненно,  почти  как  катастрофу.  Без  моря  и
кораблей он уже не мог существовать.
   Временный выход из положения  все  же  нашелся.  Саша  Зозуля  случайно
познакомился с человеком, работавшим на центральной спасательной  станции.
Оказалось, что там  нужны  ученики,  и  неразлучные  Сашки  стали  подолгу
пропадать на Ланжероне, где помещалась станция. Началась  их  спасательная
служба со скучноватых, но требовавших пристального  внимания  дежурств  на
вышк