"фокке-вульфов", идущих к району сосредоточения наших танков. Двое против 
восемнадцати! Hо Будаев решил принять бой. 

- Вовочка, за мной, в атаку! - подал он команду своему напарнику. 

Владимир Парепко отличался богатырским телосложением. Однажды в бою он создал 
такую перегрузку, что его истребитель не выдержал и переломился пополам. Кто-то 
из летчиков тогда сказал, что Вовочка сломал самолет. С тех пор лейтенанта 
Парепко летчики стали называть только Вовочкой. 

С первой атаки храбрецы сбили по самолету. Но слишком велико было численное 
превосходство у врага. 

После нескольких атак фашистам удалось поджечь самолет Парепко. Лейтенант 
выпрыгнул с парашютом, но открыл его рано, без затяжки. 

Часть гитлеровцев бросилась расстреливать беззащитного парашютиста. Тогда 
Будаев, верный долгу русского воина "сам погибай, а товарища выручай", пошел на 
выручку. Отбивая одну вражескую атаку за другой и сам атакуя, он носился вокруг 
Парепко. Пока его напарник снижался, Будаев сумел сбить еще три самолета. 

Выходя из атаки, когда Парепко уже приземлился, Будаев попал под пулеметную 
очередь врага. Самолет его вспыхнул. Летчик машинально рванул аварийную ручку 
сбрасывания фонаря и сильным толчком отделился от кабины. Но он упал, не успев 
раскрыть парашюта, рядом с врезавшимся в цветочную клумбу во дворе старого 
польского поместья самолетом. 

Погиб и другой наш летчик, Мясков. Самолет его был подбит, и Мясков выбросился 
на парашюте. Сильный ветер стал относить его за передний край, в сторону 
противника. Раскачиваясь на стропах парашюта, Мясков видел, как внизу уходит 
родная земля. Спасения не было. Тогда он снял ордена, вместе с партийным 
билетом аккуратно завернул их в платок и бросил к своим. 

Тысячи глаз с земли смотрели, как ветер относит советского летчика к врагу. 
Мясков приземлился между первой и второй траншеями фашистской обороны. С нашего 
наблюдательного пункта было видно, как летчик, освободившись от парашюта, 
выхватил пистолет и в упор отстреливался от окружавших его фашистов. Затем он 
приложил дуло пистолета к своему виску и сделал последний выстрел. 

Вечером в землянку зашел Кузьмин. За годы войны он возмужал и заметно вырос. Он 
стал опытным, обстрелянным летчиком, командиром эскадрильи. 

- Товарищ командир, - обратился Кузьмин, не успев еще закрыть а собой дверь, - 
что же делать? Всего шесть исправных самолетов осталось. Мне завтра, можно 
сказать, и воевать не на чем. Или опять на умении? 

- Ты, Кузя, мои мысли угадал. Без умения и при полном составе не обойтись. 
Немцы тоже понесли большие потери, и самолетов у них меньше, чем у нас. Давай 
лучше поговорим о тактике, что можно внести нового, чтобы противника 
захватывать врасплох. 

Мы сели на своего любимого конька. Начались творческие поиски нового, обобщение 
опыта. Сошлись на том, что немцев надо встречать на подходе к переднему краю, 
когда они не ждут нападения.. 

...С утра 9 августа ведем бои с бомбардировщиками. 

Мелкие группы "мессершмиттов" в драку почти не ввязываются. И только к вечеру, 
когда солнце склонялось к горизонту, в районе Опатув нам повстречалась группа 
из двенадцати вражеских истребителей. 

Боевой порядок противника не был эшелонирован по высоте, в то время как наш был 
построен в два эшелона ударная группа и группа прикрытия. Ударное звено вел я, 
звено прикрытия - Кузьмин. Фашисты увидели лишь мою четверку и, маскируясь 
лучами заходящего солнца, решили атаковать. По поведению "мессершмиттов" я 
легко понял, что противник малоопытный, необстрелянный, но немцев много. Что ж, 
попробуем схватиться. 

В наушниках предупреждающе прозвучал голос ведомого: - Впереди слева 
"мессершмитты"! Приказываю спокойно следовать в том же боевом порядке, чтобы 
противник не смог разгадать моего замысла. 

Командир группы "мессершмиттов" приготовился атаковать нас сзади. Будучи 
уверенным в нашей беспечности, он начал заводить все свои самолеты с левым 
разворотом. Мы не меняем курса. Когда гитлеровцы развернулись и, увеличив 
скорость, стали сокращать дистанцию, я подал команду: 

- Разворот все вдруг на сто восемьдесят, за мной в лобовую! 

Фашисты не успели опомниться, как попали под встречный удар нашей четверки. Их