Только мы произвели посадку, как нагрянула целая ватага ребятишек. Они 
осторожно, с опаской дотрагивались до самолетов и тут же отдергивали руки, как 
будто обжигались. Это были румынские дети. Но вот появились цыганята черные и 
грязные. Самолеты их не очень заинтересовали. Они сразу бросились к летчикам. 

- Дэн тютюн! Дэн тютюн! - кричали цыганята наперебой. 

И, не зная румынского языка, не трудно было понять, что они выпрашивали табак. 
Многие из нас удивлялись: зачем таким маленьким табак? 

- Тут цыгане с грудного возраста курят, - пошутил кто-то. 

Получив на закрутку махорки, ребята срывались с места и во весь опор мчались к 
деревне. 

Загадка вскоре прояснилась. За ребятишками на аэродром потянулись взрослые. 
Оказывается, дети просили табак для родителей. "Тютюн" в Румынии для бедняка 
считался роскошью: на него была установлена монополия, запрещавшая крестьянам 
свободно выращивать табак, а купить в лавке не было денег. 

- Трудно жилось, очень трудно, товарищи, - начал один из подошедших цыган. Он 
был высокого роста, в потрепанной войлочной шляпе и домотканой одежде. Говорил 
по-русски, хотя и плохо. 

Используя его знание русского языка, мы попросили гостей присесть и повели 
беседу. Сколько сразу посыпалось жалоб! Нет табака, но гораздо хуже не хватает 
хлеба. Мамалыга, которую крестьяне употребляют вместо хлеба, есть далеко не у 
всех, а до нового урожая еще порядочно... Рассказывали о порядках, которые 
установили немцы, о том, как запугивали они население Советской Армией, 
которая-де никого в живых не оставит. В группе нашлись бывшие солдаты, которые 
служили в гитлеровских войсках, но при отступлении не пошли воевать за фашистов,
 остались дома. Они не скрывали своего прошлого, охотно рассказывали о немцах, 
об их армии, жаловались на свирепое отношение гитлеровских офицеров... 

Беседа затянулась часа на два. Это было наше первое знакомство с тем, что в 
учебнике по политграмоте называлось капиталистической действительностью. 

К вечеру на аэродром сел новый истребительный полк. Среди его летчиков 
оказались старые знакомые, товарищи. В столовой ко мне подбежал старший 
лейтенант. На его лице светилась такая радостная улыбка, что я тоже не мог не 
улыбнуться. 

- Товарищ инструктор! - крикнул он. 

- Неужели вы? 

- Гучек? 

- Конечно, Гучек. 

И вспомнился сразу Батайск, двадцать второе июня сорок первого года, когда я 
принимал у молодого летчика зачетный полет. 

Сколько за это время прожито и пережито?! На гимнастерке Гучека красовались 
боевые ордена. Значит, воевал хорошо... 

Мы улыбались, жали друг другу руки, а потом сели за стол и отметили встречу так,
 как полагалось делать это на фронте. 

На рассвете 13 мая началось наступление противника. Замысел фашистов, как потом 
стало известно, состоял в том, чтобы ударом в направлении Яссы Тодирени 
отрезать нашу группировку войск на правом берегу реки Прут и, прижав ее к 
Карпатам, уничтожить. 

Вылетаю по тревоге. На главном направлении удара, несколько западнее Ясс, немцы 
ведут авиационную и артиллерийскую подготовку. Облака пыли и дыма от снарядов, 
авиабомб и пожаров застилали землю, поднимались в небо. В воздухе висели 
вражеские бомбардировщики под сильным прикрытием истребителей. 

Наша основная задача - сорвать атаку "юнкерсов". 

Выбираю слабое место в боевых порядках истребителей и наношу удар всей группой 
по головной девятке бомбардировщиков. 

"Мессершмитты" и "фокке-вульфы", которых было значительно больше, чем нас, 
смело ввязываются в бой. 

Они наваливаются на советских истребителей с целью отрезать их от 
бомбардировщиков. Четверка Семыкина отбивает их атаки. Моя четверка громит 
"юнкерсов" и одновременно дерется с отдельными прорвавшимися через заслон