Школы в Баку не оказалось. Мы задержались здесь около десяти дней, пока наконец 
не выяснили место ее нового базирования. 

Скучно и нудно тянулось время. Соколов частенько горячился, выходил из себя, 
грозился пристать к какой-либо проходящей на фронт эскадрилье. Я знал, что 
этого он никогда не сделает, потому что летчик он дисциплинированный. Но было 
действительно досадно сидеть у моря, в буквальном смысле, и ждать сведений о 
школе. 

Наконец мы их дождались. Как-то раз, когда барометр, определявший состояние 
души Соколова, показывал бурю, к нам в дверь кто-то постучал. Вошедший 
красноармеец сообщил, что нас просит к себе оперативный дежурный. Мы побежали 
на командный пункт, и там нам сообщили дислокацию школы. 

Выписав новые полетные листы, мы принялись за расчет маршрута. 

- Давай прямо через горы, - предложил я. - Хочется посмотреть Кавказ с высоты. 

Соколов согласился, и прямая красная линия соединила на карте два пункта. 
Вылететь решили после обеда. 

День выдался пасмурный, десятибалльная облачность ровным слоем повисла над Баку,
 над морем и горами. Но мы решили лететь во что бы то ни стало. Не имея опыта 
полета над горами, не зная высоты нижней кромки облачности, мы не подозревали 
поэтому всей опасности, которая притаилась на нашем пути. 

Кавказский хребет я видел впервые и с огромным интересом рассматривал отвесные 
обрывы, глубокие скалистые ущелья, аулы, расположенные на склонах гор. 

То, о чем раньше только читал да слышал, теперь видел наяву. 

Постепенно мы вошли в область высоких гор и продолжали полет между их вершинами.
 По правилам следовало бы развернуться и, пока еще возможно, взять обратный 
курс. Однако этот момент нами был упущен, и вскоре мы оказались в ущелье, не 
имея ни малейшего представления о детальной ориентировке. Над нами висели 
облака, а внизу и по сторонам торчали острые скалы. 

Что делать? Неожиданно соколов скрылся в облаках, его самолет вошел туда с 
большим левым креном. Очевидно, летчик все же решил взять обратный курс. 

"Хотя бы не стал разворачиваться", - подумал я. 

Решаю пробивать облака вверх. Установил скорость, поставил самолет в набор и, 
сосредоточив внимание на приборах, вошел в облака. Точно выдерживаю курс, 
скорость, не допускаю кренов. Высотомер показывает четыре тысячи метров, это 
уже безопасная высота. 

Можно быть уверенным, что самолет избежит столкновения с любой из вершин. Но 
видимости по-прежнему нет, и я продолжаю набирать высоту. 

На высоте пяти с половиной тысяч метров самолет вырвался из сплошной облачности.
 Ровное, безбрежное поле облаков похоже на снежную равнину. Оно распростерлось 
далеко-далеко, Воздух прозрачен, солнце ослепительно яркое. 

Рассчитываю время начала пробивания облаков вниз. Нужно выйти над долиной. 
Достаточно ошибиться хотя бы на одну минуту, и снижение произойдет в горах. Для 
гарантии прохожу над облаками еще две минуты. Сбавив газ, устанавливаю нужный 
угол планирования и вхожу в облака. 

Минуты кажутся вечностью. Равнина или горы? Отсчитываю уже не минуты, а секунды.
 Смотрю на высотомер. Тысяча шестьсот метров... Земли нет. Может, прекратить 
снижение? Тогда единственное - снова набрать высоту и выброситься на парашюте...
 

Наконец, на высоте четырехсот метров облака начали темнеть - первый признак 
близости земли. Еще мгновение и... земля! Вырывается вздох облегчения: вот она, 
хорошая, родная!.. 

Под самолетом ровная степь. Впереди железная дорога. Но где я? Топлива осталось 
на несколько минут. 

Как нарочно, нет характерных ориентиров, по которым можно определить курс на 
аэродром. В какую сторону я уклонился при полете в облаках и за облаками, 
неизвестно. Решаю, что уклониться мог только влево, так как ветер был справа. 
Беру курс на юг и выхожу на пересечение реки Куры с железной дорогой. Все ясно, 
через четыре минуты должен показаться аэродром, Вот он! Сажусь с ходу. Когда 
самолет закончил пробег, винт без моего вмешательства остановился. Бензин 
кончился.