для второй атаки, но только успели развернуться, как с наземной радиостанции 
передали: - Внимание! Подходят истребители. 

"Мессершмитты" появлялись с разных сторон отдельными группами. Однако мы 
успеваем повторить атаку. Горит еще один "юнкерс". Но третья атака сорвалась. 
"Мессеры" захватили высоту, на их стороне и количественное превосходство. Они 
связывают нас, оттесняя от бомбардировщиков. Тут уж ничего не поделаешь. 

Надо драться с истребителями. 

Немцам удается подбить Аскирко. Но зато и "мессершмитт", срезанный чьей-то 
меткой очередью, беспорядочно кувыркаясь, идет к земле. Разошлись, когда не 
осталось патронов ни у нас, ни у противника. 

Позднее выяснилось, что "юнкерсы" все же не дошли до цели. Их разгромили 
"лавочкины", подоспевшие с других аэродромов. Своим боем с "мессерами" мы 
облегчили задачу "лавочкиных". 

Этот бой имел следующее продолжение. 

Аскирко немного не дотянул до аэродрома. Подбитый его самолет попал при посадке 
между двумя деревьями. Поломались крылья, и лишь счастливая случайность спасла 
летчика от гибели. 

На подбитой машине возвратился Семыкин. Он вылез из кабины, встревоженный и 
расстроенный. 

- Лукавин не прилетел? - спросил он подбежавшего механика. 

- Прилетел, товарищ старший лейтенант. 

Семыкин отвел меня в сторону и сказал: 

- Что будем делать с Лукавиным? Опять ушел из боя. 

За трусость полагается штрафной батальон, но я решил испробовать еще одну, 
последнюю меру воздействия - пристыдить Лукавина перед всей эскадрильей за 
малодушие. 

Жалкий и ничтожный стоял Лукавин перед строем. 

Десятки глаз смотрели на него осуждающе и презрительно. 

Когда летчики разошлись, Лукавин стал оправдываться и клясться, что все это 
получилось случайно, из-за его малоопытности. 

- Хотите, я докажу, что не боюсь смерти? - театрально восклицал он. Дайте мне 
самолет, я взлечу и на ваших глазах врежусь в землю... 

Я понял, что и эта последняя мера не подействовала на потерявшего совесть 
человека: он не стыдился своей трусости. 

- Ну что ж, - сказал я, - садись в мой самолет, взлетай и врезайся. Только ты 
этого не сделаешь. 

Лукавин не ожидал подобного оборота. Он думал, что я буду его успокаивать и 
отговаривать. 

- Вот что, - обратился я к нему со всей строгостью. - На следующее задание мы 
полетим с тобой в паре. Там и докажи свою искренность и честность. Но знай, 
если и на этот раз струсишь, расстреляю. Готовься к вылету. 

- Товарищ командир, да я с вами хоть в огонь и в воду. Но вы посмотрите на 
себя: рука перевязана, лицо обгорело. Вы же не враг себе. Вам же тяжело. Как вы 
полетите?.. 

Я даже растерялся перед таким нахальством труса. 

- Ты понимаешь, что я приказал тебе готовиться к вылету в паре со мной? 

Лукавин понял, что ему не отвертеться, и пошел к своему самолету. 

Вскоре мы взлетели. Я рассчитывал набрать высоту и действовать по принципу 
свободной охоты: на большой скорости атаковывать замеченного противника и снова 
уходить на господствующую высоту или скрываться в облачности, в зависимости от 
обстановки. Лукавин, держась точно установленного интервала и дистанции, 
неотступно следовал за мной. 

Показалась смешанная группа "мессершмиттов" и "фокке-вульфов" - восемь 
истребителей. Она шла, не замечая нас. Решаю атаковать заднего, чтобы затем