Через две - три минуты эскадрилья стояла в общеполковом строю. 

- Получена телеграмма, - начал командир полка, - противник перешел в 
наступление. Требую большой организованности, порядка, соблюдения маскировки. 
Задание поставлю позднее. Завтракать и обедать у самолетов. Командиры 
эскадрилий пойдут со мной, остальные по местам. 

Мы отправились на командный пункт. Дорогой никто не обронил ни слова. 

- Стоять приказано насмерть, - сказал командир, когда мы вошли в землянку 
командного пункта. - Летать будем столько, сколько потребуется. Драться до 
последнего, и ни шагу назад. Вылетать из положения дежурства на аэродроме, - 
продолжал он. - Начальник штаба сообщит сигналы. Мобилизуйтесь сами и своих 
подчиненных настраивайте на длительные, напряженные бои. Отдыха не будет до 
ликвидации наступления противника. Ясно, товарищи? 

- Ясно. 

- По эскадрильям! 

Решаем с Гавриловым провести короткий митинг. 

Нужно, чтобы каждый отлично понял, какого огромного напряжения сил требуют от 
него, и чтобы каждый глубоко пережил два грозных слова - стоять насмерть! С 
восходом солнца в воздухе появились большие группы фашистских бомбардировщиков 
под прикрытием и без прикрытия истребителей. Навстречу им выходили наши 
ястребки. Небо становилось грозным. 

Моя эскадрилья получила задание прикрывать штаб фронта. Это было делом 
спокойным. Очевидно, гитлеровцы не знали дислокацию штаба и не посылали туда 
Бомбардировщиков. Наши бои ограничивались короткими схватками с отдельными 
группами истребителей, появлявшимися в небе патрулируемого нами района. 

Летчики начали ныть. 

- Люди воюют, а мы воздух утюжим, - возмущался Аскирко. - Так нам легко 
выполнять приказ "Ни шагу назад". 

Аскирко отличался горячим характером. Небольшого роста, юркий, проворный, он 
появился в эскадрилье с новым пополнением, но заметно выделялся среди молодых 
летчиков. Мы тогда еще не знали, как трагически сложится судьба этого человека 
в столь недалеком будущем. Да и чью судьбу можно предсказать на войне, где 
каждый бой может прославить человека или стать для него последним... 
Недовольство Аскирко имело под собой реальную основу. Почетна обязанность 
охранять штаб, но уж слишком спокойным оказался этот район. 

И особенно когда рядом непрерывные бои, когда земля и небо гудят и стонут от 
грохота бомб, снарядов, рева моторов... 

Однако с утра следующего дня мы были уже на направлении главного удара. Бои 
разыгрались жестокие. 

Одна за другой повторялись атаки врага. Противник вводил все новые и новые силы.
 Кое-где ему удалось потеснить наши части. Деревни в районе сражения были 
объяты пламенем пожара, на высоте трех тысяч метров даже в кабине самолета 
пахло гарью. 

В составе четверки в первом вылете прикрываю район Горлищево. Кругом идет 
сражение. Трассы пулевых очередей и зенитных снарядов сплетают в небе огненную 
сеть. 

Под прикрытием двух "мессершмиттов" появляется "Хейншель-126". Посылаю одну 
пару для уничтожения корректировщика, сам же с Орловским атакую истребителей. 
По тому, как встретили нас истребители, было видно, что это опытные летчики. 
Фашисты хотели устроить ловушку: ведущий отошел влево с потерей высоты, а 
ведомый - вправо с небольшим набором. Мы также разошлись. В противном случае 
один из немцев мог набрать высоту и наброситься оттуда, никем не связанный. 

- Атакую ведущего, а ты бей ведомого! - передаю Орловскому. 

Выпустив по короткой очереди, мы сошлись на встречно-пересекающихся курсах. 
Фашист, очевидно, не знал тактико-технических качеств "яка". Он принадлежал к 
"бриллиантовой" молодежи, которая пришла сюда из противовоздушной обороны 
Берлина и не была знакома с советскими истребителями. Ас охотно принял бой, 
состоящий из фигур высшего пилотажа в вертикальной и наклонной плоскости, то с 
набором, то с потерей высоты. 

Началось "кувырканье". Противник старался зайти в хвост мне, а я ему. В начале 
боя он из верхней точки наклонной петли на какую-то долю секунды перешел в 
пикирование раньше, чем я из нижней точки перевел свой самолет в набор. Но это