Летчики засыпали Варшавского упреками за его тактическую ошибку. 

- Счастлив, в рубашке родился. Так может повезти лишь раз в жизни, - с укором 
говорил Кузьмин. 

- А что было бы, если бы не ты немца, а он тебя догонял? взыскательным тоном 
спрашивал Орловский. 

Требовательность молодых летчиков к товарищу была неоспоримым свидетельством их 
растущего мастерства. В случае с Варшавским они выступали не наблюдателями, а 
судьями. Но судить способен лишь тот, кто чувствует себя уверенно. 

ПЕРЕД БОЛЬШИМИ БОЯМИ 

Полк перебазировался. Аэродром находился на опушке леса. Летное поле с двух 
сторон окаймляли деревья, густая листва укрывала самолеты. Отсутствие движения 
создавало впечатление абсолютно мирного пейзажа. Немцы не могли обнаружить нас 
с воздуха. 

Нам было известно, что противник готовится к наступлению, поэтому скрытность 
сосредоточения, искусная маскировка считались тогда основными требованиями дня. 
Враг не должен был знать о передвижении войск на нашей стороне, о строительстве 
глубоко эшелонированной обороны. Только сохранив все это в надлежащей тайне, 
можно было рассчитывать на то, что вражеский удар будет хорошо парирован. 

А дни становились все грознее и грознее. И, пожалуй, больше всего это ощущалось 
по тишине, не только не обычной для фронта, а прямо-таки зловещей. 

3 июля противник притих совершенно, точно и не существовало глубокой обороны, 
насыщенной огромным множеством людей, пулеметов, орудий, танков... Словно все 
вымерло. Тишина. Гнетущая тишина. 

- Что-то будет, товарищ командир, - говорит механик. - На земле ни выстрела, в 
небе ни самолета. Не может же так долго продолжаться. Прямо душа болит. 
Наверное, скоро полезут. 

Помолчав, он добавляет: 

- Надо бы машину облетать. Через час регламентные работы закончу. 

Я от души был рад случаю подняться в воздух, чтобы хоть ненадолго выключиться 
из этой давящей тебя тишины. 

- Облетаем. Заканчивай, а мы пока с комиссаром пройдем посмотрим, как 
зарываются в землю наши летчики. 

Эскадрилья была рассредоточена по экипажам. Люди занимались устройством 
блиндажей. Копать было легко, грунт хорошо поддавался лопате. Накатник рубили 
здесь же, сохраняя предосторожность и маскировку. 

Большая часть землянок была уже готова, остальные достраивались. У нас не 
оставалось ни одной мелочи, которая не была бы предусмотрена для обеспечения 
бесперебойных вылетов, ремонта самолетов и сохранения личного состава. 

- Глубже ройте, ребята, - подбадривал Гаврилов. Мы живем не только в воздухе, 
но и на земле. 

Самолет решил опробовать после обеда. Взлет. Делаю круг над аэродромом. Мотор 
работает хорошо - заботливый Васильев все проверил и осмотрел до мельчайших 
подробностей. 

Перевожу взгляд на землю. Аэродром ничем не выделялся. Значит, замаскировались 
умело. 

Дороги в прифронтовой полосе пустынны. Больше из любопытства подхожу к 
переднему краю. И тут ни души, обе стороны ничем не выдают своего присутствия. 
А ведь здесь десятки и сотни тысяч вооруженных до зубов людей. 

Вдруг со стороны солнца показался ""мессершмитт" За ним второй. Уходить? Поздно.
 Да и к лицу ли советскому летчику обращаться в бегство? Нужно принимать бой. 

Фашисты, видя свое преимущество в количественном отношении и в высоте, с ходу 
пошли в атаку. С небольшим принижением я начал набирать скорость, а когда 
противник был на расстоянии приблизительно тысячи метров, крутым боевым 
разворотом вышел из-под атаки и сравнял с ним высоту. Еще несколько атак на 
встречных и встречно-пересекающихся курсах, затем разворот с набором высоты - и 
немцы ниже меня. Теперь тактическое преимущество на моей стороне, атакую я. 

Противнику удается вывернуться из-под прицельного огня, но я снова занимаю 
исходное положение. Не знаю чем бы закончился этот бой - на поражение я не